И, напевая ту самую песенку, он отправился к себе.
На следующее утро он принялся готовиться к новой счастливой жизни, отлично понимая, что придворный поэт – баловень судьбы, кумир изысканных дам, – не может предстать в потёртом сюртуке и шляпе с полями, уныло повисшими под многими дождями за те годы, когда он пас гусей. А сапоги… ну, об этом лучше вовсе промолчать.
И он продал всё, что у него было. И дом, и гусей. Всех-всех – до единого! На вырученные от продажи деньги он и нарядился по последней моде. Купил карету и прекрасную лошадь. Кто-то из соседей рассказывал, что это был белый в яблоках конь. Но кто-то спорил и утверждал, что была это прекрасная кобыла, чёрная, как воронье крыло. Нашлись и такие очевидцы, что утверждали, что это была тройка, но их перекричали те, кто клялся, что лошадей было шесть. Но я-то точно помню, что… Но, впрочем, это не важно.
Он решил подождать на том самом месте, где промчался мимо него придворный поэт, чтобы познакомиться с ним. Спеть ему ту песенку и попросить представить самому королю, чтобы и ему тоже стать придворным поэтом. Долго пришлось ему ждать у дороги в надежде встретить карету поэта. С тех дней новая жизнь началась для него. Полная долгого ожидания. Каждое утро он тщательно одевался и прогуливался вдоль дороги, опираясь на щегольскую трость, насвистывая всё ту же песенку, пристально глядя вдаль – в надежде увидеть карету придворного поэта, чтобы тот представил его ко двору. И представлялось ему, что однажды вот так, как бы случайно, они встретятся, и путь ко двору откроется для него. И покатят они прямиком во дворец с его чудесной песенкой очаровывать и восхищать весь королевский двор…
Так шли годы. От этих прогулок в ожидании кареты придворного поэта в любую погоду он сильно обносился и как-то весь обветшал. И ждать ему пришлось так долго, что всё уцелевшее из его обнов для новой счастливой жизни поэта – баловня Судьбы – вышло из моды. И он всё больше походил на живое пугало, бесцельно шатающееся вдоль дороги.
Но он терпеливо ждал. Благо, карету купил он просторную. Её он и обжил словно дом. Чинил-починял крышу в непогоду. Стены обложил кирпичом! Пристроил печку. Даже обзавёлся гусями, как прежде. И всё ждал и ждал, когда появится та карета. Но куда запропастилась карета шалопая-поэта? Никто не знал. Словом… больше он в наших местах не появлялся.
Однажды наш терпеливец не выдержал и сам отправился ко двору. Но там его на смех подняли, потому что песенка давно уж прижилась и бродила по свету. И напевали её и поварята, и пажи, и сам король насвистывал поутру, когда просыпался в хорошем расположении духа.