Названия реки они не знали. Шестеро были близки к истинным целям войны:
— Германия сможет покорить весь мир. Она поставит на колени англичан и американцев, если получит русский хлеб, железо, уголь и нефть.
Все пятнадцать пленных пехотинцев слепо верили словам своих офицеров: «Основные силы Красной Армии разбиты в приграничных сражениях», «У Советов нет резервов», «Через две-три недели с Россией будет покончено, германские войска вступят в Москву». Никто из пленных не высказывал своего недовольства войной и не был опечален тем, что на огромных просторах льется кровь.
Я попытался узнать, как же все-таки действовали немецкие пехотинцы, прорывая нашу укрепленную полосу на границе. Но все они продолжали твердить одно и то же: «Ничего не знаем. Стояли в то время во втором эшелоне».
— Правду мы все равно узнаем, — прервал пленных Грищенко. — Скажите, но только честно: как относятся немецкие войска к населению в оккупированных селах?
Чернявый лавочник с тонкими усиками сказал:
— Полевые войска заняты войной. С населением имеют дело охранные.
— А почему на передовых позициях ночью горят села?
— Мы сел не жгли. Это делают те, кто боится русской ночной атаки, — освещают местность.
— Освещают местность?! — покачал головой Грищенко.
Номера своей дивизии пленные не знали, а вернее, не хотели назвать. Но во время разговора удалось установить подготовку германских войск к переходу нашей государственной границы. В феврале 1941 года их дивизия прибыла из Франции в Польшу и расположилась вблизи Кракова. Здесь вместе с другими частями находилась до 24 апреля. Потом ее направили под Люблин. Отсюда 10 июня начала выдвигаться в исходный район и, соблюдая строгую маскировку, 18 июня заняла позиции в семи километрах от нашей границы, а в ночь перед нападением приблизилась к ней вплотную.
Обратил внимание еще и на такое: почти все пленные имели восьмиклассное образование, но за последние три года никто из них не держал в руках книги. Зато читали фашистский официоз — газету «Фелькишер беобахтер» и тонкий иллюстрированный журнал «Дойчланд», воспевающий «подвиги» гитлеровских войск.
Взглянув на часы, Грищенко заторопился:
— Ты извини... Меня ждут в Политотделе дивизии.
Между тем на сборном пункте аварийных машин затих бойкий перестук молотков, погасли вспышки электросварки, и после короткого затишья послышались приказания складывать инструменты в ящики и выводить из укрытий грузовики.
Озабоченный Мураф бросил мне на ходу:
— Мы снимаемся... Наши войска отходят на новый рубеж.
Ох, этот новый рубеж... Но ничего не поделаешь. Надо и нам заводить мотор, думать о том, как выбраться из незнакомых лесов на ровенское шоссе. К сожалению, Мураф со своим хозяйством отходил в другую сторону, и вся надежда теперь на водителя. Хозе уверяет: дорогу он помнит и не собьется. Машина полностью заправлена, бензин взят про запас, его хватит до самого Терпополя. «Эмка» тронулась.