— «Барбапиккола» на нашей стороне Илоса, — тем же сонным, ленивым голосом сообщил Алекс.
— Можешь показать? — Бася, оглядываясь, видел только сияющую внизу планету и белую искру «Израэля».
— Погоди… — Через минуту на шлемном дисплее перед Басей засветилась медленно сдвигающаяся зеленая точка.
— Вот эта точечка?
— Ну, — поправил Алекс, — точка показывает, где она находится. Сейчас слишком далеко, не видно. Еще секунду…
На экране загорелся зеленый квадратик и, работая как зум телескопа, увеличил далекий грузовик до размера ногтя.
— Пятидесятикратное, — сказал Алекс.
— Космос слишком велик, — отозвался Бася.
— Говорят, что так. А это еще не весь космос, а только расстояния между низкими орбитами вокруг одной планеты. Как подумаешь — голова идет кругом.
— Я стараюсь не думать.
— И это мудро.
«Барбапиккола» походила на большой погрузочный контейнер с плоским колоколом дюз на одном конце и расширением на другом — там помещались блоки управления. Она была уродлива и исключительно функциональна. Создание вакуума, никогда не знавшее жара посадки в атмосфере.
Огромные грузовые отсеки, занимавшие большую часть корабля, наверняка полнились литиевой рудой, вывезенной с Илоса. Ожидающей доставки на обогатительные заводы Паллады. И обмена на еду, медикаменты, удобрения. На все, что необходимо для жизни неоперившейся колонии.
Корабль готов был унести вдаль его дочь.
— А с ними можно поговорить? — спросил Бася.
— Что? С «Барб»? Конечно, а зачем?
— Там моя дочь.
— Понятненько. — Последовал шум помех, и через несколько секунд отозвался голос с густым астерским акцентом:
— Ке?
— Са буено. Бася Мертон ме. Зухе нах Фелисия Мертон. Донде?[25]
— Са-са. — В голосе отвечающего любопытство боролось с недовольством. Канал остался открытым, но голос умолк.
Дожидаясь продолжения, Бася закончил установку привода и подключил его. Связался по корабельному каналу с Алексом, попросил проверить. Манипулятор несколько раз сложился и раскрылся, не задев люка. От мотора на корпус передавалась плавная вибрация. Бася принимал ее магнитными подошвами и ощущал как гудение в шлеме.
— Папа? — неуверенно позвала рация.
— Фелисия, малышка, это я, милая, — ответил он, пытаясь сдержать придурочную словоохотливость и не слишком преуспев.
— Папа! — голос Фелисии окрасился радостью. Этот голос, став ниже и сочнее, все еще был голосом малышки, визжавшей «Папа!», когда он возвращался с работы. И все так же плавил все жесткое, злое, взрослое в его сердце.
— Я здесь, рядом, милая.
— На «Барбапикколе»? — смешалась она.
— Нет, я хотел сказать, на орбите. Над Илосом. Мне виден твой корабль, милая. Он пролетает мимо.