Недели ожидания вернули язву к жизни. Потому что он не ждал ничего хорошего. Ему доводилось одерживать верх над Бэкхартом, но никогда в таком важном деле.
Томас боялся. Что сделает Старик? Адмирал был справедлив, но никогда бы не дал справедливости помешать ему выполнить отданный им самим приказ.
Пытаясь заглушить тревогу, Мак-Кленнон оглядывался по сторонам. Немногочисленные жители города казались подавленными. Оживление аукциона сменилось тревогой.
Мак-Кленнон заметил еще одну странную деталь в поведении людей. Каждый горожанин время от времени бросал взгляд на небо. Он сказал об этом Маусу:
— Наверное, боятся сангарийского флота.
Томас тоже время от времени посматривал на небо, но вовсе не в поисках рокового знака. Он говорил себе, что просто пытается в последний раз насмотреться на солнце. Котен Зевен, тюрьма для военных офицеров, находилась в тысяче километров под поверхностью Луны Старой Земли. Психологически она была так же далека от потока жизни, как и средневековые казематы.
Однако самообман не удался. Он искал то, что потерял, что-то, что было очень далеко, и у него не оставалось надежды увидеть это вновь. На этой неделе флот Пейна вошел в гипер. Его приемное отечество — сейнеры — исчезло навсегда.
— Это здесь, — сказал полицейский офицер. Он указал на вход в дешевый отель.
Бэкхарт уже ждал их в полном обмундировании. Он стоял, как на параде, ожидая, когда они войдут. Лицом адмирал напоминал мертвеца. Только едва различимые морщинки вокруг глаз говорили о гневе, кипевшем у него внутри.
— Заприте женщин, — произнес он без всякой интонации, глядя сквозь Мак-Кленнона.
Эми сломалась. Ее прорвало, она разразилась жалобами, рыданиями и проклятиями. Мария смотрела на нее с нескрываемым презрением. Томасу хотелось обнять, успокоить ее, но он этого не сделал. От этого стало бы только хуже.
Сквозь стальную оболочку на секунду показался подлинный Бэкхарт. Он взял Эми за руку:
— Успокойтесь, миссис Мак-Кленнон. Через несколько дней вас отправят домой, если только вы не решите остаться с Томасом.
— Остаться? — Эми истерически рассмеялась, потом взяла себя в руки. — Я вернусь домой.
Устыдившись своей вспышки, она опустила глаза и уставилась на ковер.
— Я думаю, мы освободим и вас, мадам, — обратился Бэкхарт к Марии и улыбнулся. Это была улыбка убийцы, которую Томас не раз замечал у Мауса. Она появлялась, только когда народу Марии приходилось особенно плохо.
«Как мы можем быть настолько жестоки, — подумал он. — Вечно нам хочется кромсать кого-нибудь своими маленькими тупыми ножами».