Ее тонкая и маленькая фигурка совершенно исчезла за дородностью обширной мадемуазель Гоготты Бишлон. В эту эпоху девица Анна-Клод де Фреваль едва достигла семнадцатилетнего возраста и являла все изящество очаровательной и невинной юности, которая с первого взгляда производила, впрочем, впечатление некоторой хрупкости. Можно было оставаться совершенно спокойным относительно будущего, сужденного ее прелестями. Девица де Фреваль имела средний рост и совершенные пропорции. Все ее движения были живыми, а иногда даже немного резкими, и тем не менее это делало ее бесконечно соблазнительной, несмотря на некоторую сухость сложения, более зависящую от условий ее возраста, чем от свойств самой природы. При ближайшем рассмотрении было ясно, что в свое время она достигнет необходимой крепости, сохранив в зрелом возрасте нечто от юношеского изящества. В настоящую минуту девица де Фреваль отличалась только гибкостью движений. Наиболее приятным в ее наружности было лицо. Совершенно свежий и безукоризненно светлый цвет его оживлялся темными глазами под прекрасными густыми ресницами. Тонкий маленький носик соседствовал с мясистым подвижным ртом и гордым подбородком. Волосы девицы де Фреваль были под стать белизне ее кожи, темным глазам и каштановым ресницам. И без пудры эти волосы окружали ее личико пышным золотым ореолом, противоречащим скромности ее наряда, под кажущейся простотой которого она каждым своим жестом выдавала свое благородное происхождение. Об этом говорила и карета, в которой она ехала, и окружающие ее люди — ибо Гоготта Бишлон так же, как и Николай Аркенен, без сомнения, находились у нее на службе и считали своей обязанностью окружать ее заботами. Девица Анна-Клод де Фреваль была создана, впрочем, для того, чтобы ей повиновались. Это чувствовалось в звуке ее голоса и в том дружественном тоне, с которым она обратилась к г-ну Аркенену, добавляя к своим словам очаровательную улыбку.
— Ну, Аркенен, нам не придется здесь заночевать? Сколько еще лье до Вернонса?
Аркенен почтительно коснулся своей шляпы.
— Вернонс, сударыня, на другом конце долины. Мы заметим его с высоты холма, с той его стороны, которую называют здесь «Круглышом». Когда я говорю: «Мы заметим его» — это только манера выражаться, потому что скоро уже ночь, а подъем на «Круглыш» весьма затруднителен. Я уж не упоминаю о том, что спуск в долину нельзя назвать удобным. Но не все ли равно! На тот случай, если не взойдет луна, у нас есть прекрасные фонари. А раз мы в Вернонсе, — это значит, самое трудное уже позади, и остается только рано утром перепрячь лошадей, чтобы к полудню попасть в замок, где господин барон ожидает нас вне себя от беспокойства.