Это лицо принадлежало особе, которая не могла внушать иного чувства, кроме уважения, ибо внешний ее облик являл собою широкую физиономию, снабженную толстым носом и маленькими глазками под высокими бровями.
Тонкий рот вырисовывался под слегка тронутой усиками губой, выделяясь свежею еще окраской и видом совершенного здоровья. Голова поддерживалась телом, щедро взысканным природой, которая позаботилась не только крепко его сладить, но и украсить мужественными пропорциями. Эта важная матрона, одетая без претензий, всем своим видом выражала мудрую осторожность и величайшую серьезность. Чувствовалось, что она принадлежит к сословию служанок и что достоинством своих манер и умением держаться стремится показать, насколько ей приятна такая честь. Поэтому она спросила всадника в каштановой ливрее по возможности важно и вежливо:
— Ну, господин Аркенен, скоро ли мы приедем? Признаюсь, я полна нетерпения, потому что не люблю путешествовать ночью. Барышню уже клонит ко сну. Это вполне понятно в ее возрасте, господин Аркенен, так же как и то, что мы, в нашем возрасте, должны смотреть в оба. Хорошо еще, что господин барон поторопился послать вас за нами, а то я никак не могла бы чувствовать себя в безопасности в этих местах, где не дождешься помощи ни от бога, ни от дьявола!
При этих словах Аркенен, доверенный слуга барона де Вердло, гордо выпрямился и хлопнул рукой по своим кобурам.
— Вы совершенно правы, имея такую уверенность, мадемуазель Гоготта, потому что вот здесь у меня есть нечто, что может пригодиться при всякой встрече. Будьте уверены, за вашу честь и честь барышни я не поколеблюсь ни минуты всадить обе пули в шкуру первого, кто лишит вас должного уважения. Эти игрушки знают, что находятся в руках старого солдата. Они набиты свинцом до самой глотки. Вот посмотрите!
И Аркенен вытащил из своих кобур два прекрасных «пушечных» пистолета с насечкой по стволу и удобным для руки прикладом. При виде их Гоготта испустила вопль ужаса.
— О, боже! Господин Аркенен, вы хотите, чтобы я умерла! Оставьте в покое ваши военные штуки. Полно! Кто осмелится подвергнуть оскорблению двух слабых женщин! Нужно быть очень развращенным, чтобы желать им зла, клянусь честью Гоготты! И все же я приношу вам благодарность, господин Аркенен, за готовность нас защищать. Ах, господин Аркенен! Если бы все мужчины были похожи на вас, трудно было бы оставаться девицей! — И мадемуазель Гоготта Бишлон — иначе Маргарита или Марго Бишлон, камеристка маркизы де Морамбер — жеманно вздохнула; ибо от гостиницы до гостиницы, от одной почтовой станции до другой, от одного перегона до другого мадемуазель Гоготта была готова идти навстречу ухаживаниям Николая Аркенена. Они, видимо, нравились друг другу. Гоготта любовалась осанкой Николая Аркенена, прекрасно носящего коричневую ливрею, прекрасно сидящего на своей высокой гнедой лошади, с пистолетами у седла, засунув в стремена носки высоких ботфорт. Со своей стороны, Аркенен с интересом разглядывал Гоготту, погрузившую свою объемистую и важную персону в пух каретных подушек. Но он не отказывался бросить иногда взгляд и на другую путешественницу, которая во время разговора оставалась молчаливой.