Высказывал все это, г-н де Вердло умоляюще поглядывал на Анну-Клод. Она продолжала сидеть с опущенными глазами, с руками, скрещенными на коленях, словно погруженная в глубокое размышление. Сумерки наполняли темнеющую комнату, и, по мере того как росла темнота, Анна-Клод как бы все больше и больше растворялась в ней. Г-н де Вердло умолк. В эту минуту вошел Аркенен с горящим факелом в руке. Пока он зажигал канделябры, Анна-Клод поднялась со своего места. Она направилась прямо к открытой двери и вышла из комнаты. Медленно прошла она через переднюю. Добравшись до своего помещения, она ощупью открыла свой туалетный столик и вынула оттуда старательно завернутый предмет. Затем подошла к окну. Над прудом поднималась луна, нежная, почти круглая, уже серебристая. Поверхность воды сверкала. Дул мягкий ветерок, и ночь обещала быть прекрасной…
Маленькая дверца, которая выходила из «Старого крыла» на двор замка, тихо приотворилась. Осторожно прикрыв ее за собой, Анна-Клод де Фреваль сделала несколько шагов вперед. Стояла глубокая полночь, и на дворе не было ни души. Он казался пустынным под высокой луной, которая сверкала в совершенно чистом небе. В сиянии ночи строения замка вырисовывались очень неясно. Все окна были темными. Девица де Фреваль шла легким шагом по осеребренной земле. Она была закутана в длинный плащ. На голове у нее сидела маленькая треуголка с золотой пряжкой. Дойдя до середины двора, она на мгновение остановилась и прислушалась. Ничто не нарушало ночного молчания. Тогда она снова тронулась с места и направилась к конюшням. Проскользнув в самое здание, она с минуту оставалась неподвижной, чтобы привыкнуть к царившей там темноте. Возле самой двери на гвозде висел фонарь. Тут же было подвешено и огниво. Засветив огарок, Анна-Клод подошла к лошадям. Те из них, которые предназначались для запряжки в карету, были тяжелыми, толстыми и ленивыми животными. Ими никогда не пользовались. Рядом стояли те, которые обычно обслуживали Аркенена, и гнедая кобыла, которую она брала иногда вместо предпочитаемого ею рыжего жеребца, очень живого и капризного, покоряющегося ее тонким рукам так же, как повиновался он крепким рукавицам капитана Сто Лиц. При ее приближении жеребец повернул к ней голову и посмотрел понимающим взглядов. Она потрепала его по шее и, отойдя прочь, сняла с гвоздей седло, удила и уздечку. Оседлав лошадь, Анна-Клод привязала ее к дверному кольцу. Потом, возвратясь к двум другим лошадям, по очереди каждой из них острым кинжалом, принесенным ею под плащом, перерезала сухожилия. Обе лошади с жалобным ржанием осели на задние ноги, а Анна-Клод заботливо вытерла окровавленное лезвие и снова опустила его в ножны. Затем, не медля больше, она вывела из конюшни оседланного ею жеребца и, следуя вдоль стены, подвела его к выезду из парка, Здесь она снова прислушалась. То же молчание окутывало спящий в лунном свете Эспиньоль.