Эммет беспокойно зашагал вперед-назад по комнате. От множества версий у него закружилась голова. Разочарование и волнение нарастали. Что привело его к этому сообщению в такси, словно к бутылке с запиской в море? Он попытался уверить себя, что находка совершенно случайна.
«Преступление или случайность?» — вслух спросил себя Эммет.
Однако в голове роились логичные объяснения, и поверить в простое совпадение было уже невозможно. В дневнике Эммета описано немало странных событий, которые сбивали его с толку. Часто они казались случайностями, но Эммет опасался, что за ними скрывается тайный смысл, который он не мог расшифровать, сколько ни старался.
Невозможно выбрать из кучи гипотез. Эммет никогда не найдет разгадку — разве что придумает. Он давно перестал доверять собственным выводам, хотя еще на что-то надеялся. Ему требовалось нечто отдельное от него самого, чем дальше от его мозгов, тем лучше. Он боялся, что иначе не изменит свою жизнь.
«Это ведь что угодно может быть, — в отчаянии думал Эммет. — Что угодно».
Он открыл окно и выбросил сэндвич во двор. Смял записку и подержал над конфоркой, наблюдая, как бумага синеет, потом рыжеет, потом превращается в пепел. Он и видеть ее не хотел. Хотел все забыть. Все равно не отыскать причины.
— Только вообрази, — эти слова мать обычно говорила Эммету, прощаясь перед очередным отъездом. — Только вообрази, где я окажусь и что буду делать. Представь себе комнату, в которой я буду жить, очень-очень подробно. Куда я пойду ужинать. Как я буду туда добираться. И тогда я останусь с тобой, в твоем воображении. А если ночью ты вдруг испугаешься, что я никогда не приеду, вообрази, что я умерла, а дальше представь себе жизнь без меня, только с бабушкой. Тогда научишься искать выход из любой ситуации.
Обычно мать становилась беспокойной, стоило ей вернуться в бабушкин дом, поставить сумки у кровати и обнять Эммета с братом. Мама очень редко говорила: «Видели бы вы места, где я побывала!» Чаще она развлекала их описаниями мест, куда отправится в следующий раз, будто смысл каждого путешествия — в ожидании его.
Только вообрази.
Эммет живо помнит ее: запах волос, глаза, манеру сидеть, скрестив голени. Он бы все отдал, лишь бы увидеть ее совсем молодой, не обремененной детьми и прошлым. Позже, когда мать состарилась, он пытался разглядеть в ее бесстрастном, преждевременно увядшем лице необузданную дикую душу. Но ничто не выдавало переживаний: не догадаешься, что же она знает, чего боится, что думает о прожитой жизни.
Эммет старался застигнуть мать врасплох: неожиданно вбегал в ее спальню, незаметно выскальзывал с черного хода и следил за матерью, когда та гуляла, поднимал трубку параллельного телефона, чтобы подслушать ее разговоры. Сейчас он жалел, что в то время у него не было магнитофона. Он бы записал ее голос. Эммет плохо запоминал голоса. Эммету казалось, мать говорила тихо и лукаво, но во сне ее голос был слаб и немузыкален, как нытье ребенка за стеной.