— Ты правда не будешь волноваться из-за пистолета?
— Спокойной ночи.
Эммет отпихнул собаку и сел, привалившись к спинке кровати, вслушиваясь в дыхание брата, которое постепенно становилось все сильнее и глубже. Он представил себе долговязое тело Джонатана, лежащее в постели всего лишь в семи кварталах от Эммета.
Джонатан забормотал во сне. Эммет приложил ладонь к губам, чтобы не слышать собственное дыхание, и с силой прижал трубку к уху, словно прикладывая к груди брата стетоскоп, но не разобрал ни слова, только ворчание и долгий вздох.
Придерживая трубку одной рукой, Эммет выключил настольную лампу. Все утонуло в полумраке: все черное по краям, но тонкое и полупрозрачное в середине. Неземная тишина, будто на всей планете дышит один Эммет. Ему захотелось ее нарушить, выкрикнуть что-нибудь в неподвижный воздух, но он чувствовал, как и на него наползает непривычный покой, словно привидения душат.
«Я будто плыву в стекле, — подумал он. — В жидком стекле».
Стены, потолок и пол: все размякло и задвигалось. Эммет очутился в неустойчивом и непрочном пространстве.
— Джонатан? — шепнул он в трубку. — Ты не спишь, Джонатан?
Эммет не знал, что скажет, если брат отзовется. Эммет никому не смог бы объяснить, как прошлое отрывается от всего, что он знает, убегает и уносит с собой его назначение. Что он чувствует, будто его изгнали отовсюду, где ему место, даже из собственного тела. Работал ли Эммет, бродил ли по улицам, ездил в гости, в минуту отстраненного спокойствия лежал в постели, недвижно свернувшись калачиком, — на него безжалостно обрушивалась энергия.
Чтобы сориентироваться в этом невероятном пространстве, Эммет подумал о нескончаемых слоях материального мира под собой: увидел свое тело на матрасе, ровно лежащем в тяжелой медной раме. Ниже — массивные ножки кровати, они упираются в вощеный деревянный пол, а под ним — четыре фута цемента. Он знал, что в потолке подвала — цельные каменные балки, до самого фундамента дома, который сто одиннадцать лет простоял в глубокой яме. Эммет представил себе плотно слежавшуюся землю, на которой стоит город, незримую, а еще глубже — тысячи миль земли, от верхнего слоя к центру планеты и дальше к другому полушарию. Но и представив себе эту картинку, Эммет был словно корабль, сорвавшийся с якоря, рискованно уплывший в никуда во мраке ночи.
Иногда по ночам страх был так велик, что Эммета тянуло выбежать наружу, до утра носиться по улицам, звать на помощь, выкрикивая невнятную тарабарщину, какую бубнят люди в метро. Но все-таки Эммету хотелось жить среди людей. Он знал: если устроить такую вылазку, дороги назад не будет. Если он потеряет контроль над собой при свидетелях, все изменится бесповоротно.