— Уважаемый Ханс, — задушевно произнес я. — Повседневная жизнь в старой Европе довольно скучна и уныла. И если не случится урагана с наводнением или падения вашего Доу-Джонса, или если очередной психопат не перестреляет дюжину покупателей в супермаркете, вам будет не о чем писать и нечего показывать. А в России жизнь непростая, зато интересная, бурлящая. Каждый день у нас что-то происходит, и я как президент откликаюсь на это. Вообще русские — прирожденные ньюсмейкеры, чему Запад завидует, я уверен. Вы вот пришли ко мне, а не к вашему федеральному канцлеру и не к премьеру, допустим, Норвегии. Верно?
— Но если… — начал было немец.
— Спасибо, снято! — бодро перебил его наш оператор.
Софиты погасли. Кремлевская пресс-службы принялась торопливо сворачивать провода, зачехлять объективы и упаковывать аппаратуру в кофры, чтобы успеть к вечернему эфиру. Герр Зильверс с несколько разочарованным видом вновь уткнулся в блокнот, а я перевел дыхание. Теперь можно не дергаться. Информационный продукт для внутреннего рынка мы худо-бедно произвели, рынок же внешний — не наша забота. На чужие эксклюзивы мы не посягаем. В российских теленовостях дадут единственный синхрон — то есть картинку со звуком: первый вопрос, первый ответ, и хватит. Кому интересно остальное, может читать Der Spiegel в оригинале, пожалуйста. Мы не Китай, у нас нет ограничений на Интернет.
Через пару минут мы остались с немцем вдвоем. Гость из Гамбурга только этого ждал — и сразу же выкатил свой второй вопрос.
— Уважаемый господин президент, — сказал герр Зильверс. — Не так давно на встрече в Российской Академии наук вы упрекнули иерархов РПЦ в непрофильных тратах, несовместимых с финансовым кризисом. Означают ли ваши слова, что некогда идиллические отношения между Кремлем и Московской Патриархией завершились?
Ой-ей-ей, про себя посетовал я, неужто я такого наговорил? Боже, как неудобно. Докатился до ручки со своим популизмом без берегов. Захотел, наверное, сделать приятное академикам — вот и наехал на конкурирующую фирму. Теперь понятно, отчего патриарх просил о встрече со мной: хочет, наверное, узнать из первых уст, не пора ли пастырям переписывать «мерседесы» на родственников и потихоньку сушить сухари. Ну со Святейшеством я разберусь, это легко, а вот дотошному немцу чего прикажешь впаривать? Не могу же я сказать правду: «Ничего не помню, минхерц, упился вдрызг»?
— У меня прекрасные отношения с Московской Патриархией, — кротко ответил я. — Пре-крас-ны-е, так и запишите. Как глава государства я не вмешиваюсь в экономическую жизнь клира, а как человек крещеный, отношусь к институту православной церкви с безграничным уважением. И я, между прочим, убежден, что возникновение жизни на Земле — не вселенская случайность и не эксперимент каких-то там инопланетян, но акт Божественного Творения… Улавливаете?