Облик (Беннет) - страница 78

ясно, что она не двигалась целую вечность.

– Разве она не была великолепна? – говорит папа, все ещѐ надеясь на чудо.

Мама даже не смотрит на него. Она пристально смотрит на меня.

– Как долго? – спрашивает она, еѐ лицо опустошенное и бледное. – Всѐ лето?

Я киваю.

– Всѐ одна? Боже мой, что мы наделали?

– Ну, не одна, – указываю я. – У меня были сопровождающие. Вокруг было очень много

людей.

– Ты занималась этим каждый день?

Я смотрю на ковѐр.

– Большинство дней. Но не работала. Просто пыталась получить работу.

Мама смотрит беспомощно на папу, потом снова на меня.

– Когда ты собиралась рассказать мне?

– Когда я получу работу. Хорошую работу.

– И появление на национальном телевидении не считается хорошей работой?

– Ну... когда ты так говоришь...

Она так глубоко вздыхает, как будто весь воздух выходит из неѐ. Я ожидала, что она будет

полыхать в ярости, но этого не случилось. Это даже хуже, потому что в еѐ глазах паника. Бедная

мама – это больше, чем она может вынести, и я втянула еѐ в это.

– Я не могу поверить, что не догадывалась, – говорит она, закрывая глаза и обхватив

голову руками. – Моя маленькая девочка... там, в окружении акул...

– Они точно не были акулами...

– Подойди. Сядь здесь. Она указывает на место на диване рядом с ней. Когда я сажусь, она

смотрит на меня с удивлением и протягивает руку, чтобы погладить мои волосы, которые немного

жесткие и липкие, потому что на них всѐ ещѐ огромное количество средств для волос. Вместо этого

она гладит меня по руке. Еѐ голос на удивление нежный теперь, когда паника проходит.

– Как это было? На самом деле?

– На самом деле?

Нежность в еѐ голосе застает меня врасплох. Впервые после того, как Аве поставили

диагноз, она смотрит на меня, действительно смотрит на меня и хочет знать, как я, но это

неподходящее время, чтобы спрашивать. Я хочу, чтобы она спросила меня после того дня, когда

звонила Кассандра, или после дня воздушных змеев, или после того, когда Нирмала удалила мои

гусеницы. Я бы хотела, чтобы я не начинала плакать.

– Это было "ок",– я шмыгаю носом и прижимаюсь к ней. – Но, я никому не нравлюсь, и я

получила только одну работу, и там сказали, что я очень обычная, и мои лодыжки толстые, и все

другие девушки выглядят лучше, чем я...

Я начинаю сильно плакать. Я не могу остановиться. Мама передает мне платок. Сейчас они

у неѐ всегда под рукой, на всякий случай.

– Держу пари, что это не так, – говорит она, улыбаясь. – Чтобы ты знала, дорогая, я

думала, что ты выглядела потрясающе в той – она начинает дрожать – очень, очень глупой обуви