Искушение в пустыне (Наживин) - страница 29
— Ну, все… — воскликнул Рейнхардт, вытирая потный лоб. — Фу!..
— А какая во всем глупость у людей!.. — засмеялся Нэн.
— Вместо того, чтобы самим пожить в свое удовольствие, они такие богатства каменным истуканам отдали…
— Надо посмотреть, нет ли еще чего… — сказал кто-то из темноты.
— А и в самом деле!
Голубые лучи фонариков снова зачертили во мраке. И вдруг коммунисты увидали след камней на полу, ведущий в дальние пещеры.
— Ого!.. — послышались голоса. — Видишь, рассыпали… Надо идти дальше…
Нетерпеливо толкаясь, они направились к узкому проходу, ведущему дальше в глубь горы, но вдруг из черной щели вылетело копье и, пронзенный в грудь насквозь, рыжий без звука упал на землю.
— Назад, назад, товарищи!.. — закричали некоторые.
— Тут засада… Назад!
Из мрака вылетело еще копье и поранило Гаврилова в руку.
— Назад!..
Несколько человек беспорядочно выстрелило в щель из револьверов. И все отступили к страшноликим богам…
— По-моему, довольно, товарищи… — сказал Рейнхардт.
— Упорствовать не стоит. У каждого из нас миллионы в кармане. А потом, когда понадобится, и опять придем…
— Не хватит — опять в кассу… — захохотал Скуйэ.
— Ишь как царапнул, проклятый!.. — сказал Гаврилов, перевязывая платком руку. — Ну, уходить, так уходить, а только, как уговорились, надо все завалить, чтобы следов не было. Где ящик?
Высокий положил на землю большой ящик и запалил фитиль. Все, тесня один другого, торопливо выходили вон. Фитиль, неровно вспыхивая, мутно освещает фигуры богов с зверскими лицами, трупы убитых и жреца, который, весь в крови, боязливо выходит из черной щели и озирается…
Вдруг ахнул яростный взрыв и все завалилось…
Завет Петра-убивца
На затоптанной поляне Великой Беседы снова шумит многолюдное собрание коммунистов. В отдалении видно несколько новых жалких лачужек и брошенная недостроенной станция радио. На рейде, рядом с «Норфольком», стоит прибывший из Европы большой пароход… Между берегом и пароходом снуют шлюпки.
— Что же не начинают собрания? — сказал седой коммунист с грустными глазами. — Господи, какая во всем неурядица, какой развал!.. Назначено собрание в четыре часа, а теперь уже без четверти шесть, а его не открывают и тысячи людей, вместо того, чтобы работать, тратят время попусту…
— Ну, большого толка из работы нашей тоже нет… — уныло понурившись, сказала Маслова. — Скрывать от себя нечего: мы не сумели сорганизоваться, у нас не оказалось творческих сил, мы могли кормиться только при том строе, который мы так проклинали и хотели разрушить. Теперь это ясно и слепым…
— И у нас некоторые умеют работать… — зло сказала Надьо, обезображенная теперь большим животом. — Вот почитайте… — она развернула какую-то бумагу и прочла: — «Бюллетень чрезвычайной комиссии № 86. — За агитацию в анархических кругах населения и за упорное саботирование власти исполнительного комитета, дезорганизующее творческую работу коммуны, товарищ Макс Глюк приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение». Вот… — заключила она, нервно содрогнувшись. — «За нерадивое отношение к труду приговорено к заключению на две недели с применением принудительных работ, — 12 человек, за нарушение трудовой дисциплины к месячному заключению