Кен, Джудит и дети переобулись и ждали, пока освободится дорожка. Джудит прислонилась к стене. Оказывается, делать вид, будто все нормально, гораздо труднее, чем ей представлялось вначале. Наверняка щеки у нее горят и все переживания написаны на лице.
Однако только Кен заметил, что ей не по себе.
— Ты мне дай знать, если что-то случилось… Скажем, что-то нехорошее, — попросил он.
— Да, конечно, — солгала она и посмотрела ему прямо в глаза.
Этим большим, добрым карим глазам она всегда доверяла — всю жизнь, с того самого момента двадцать лет назад, когда они только познакомились. Им обоим тогда было по шестнадцать лет. Она верила ему, когда родители с обеих сторон твердили, что они еще слишком молоды, чтобы пожениться. Верила, когда он уехал надолго — фирма послала его учиться. Ей и в голову не могло прийти, что Кен может ее обмануть. И вот пожалуйста, он смотрит на нее с сожалением и болью. Ему неловко, потому что вскоре он собирается сказать ей правду. Вероятно, это произойдет еще до Рождества. Но пока она не даст ему произнести роковые слова. И все будет хорошо. Ну, если не хорошо, то хотя бы лучше, чем могло бы быть.
Это было нелегко: так иногда идешь, стараясь не наступать на стыки тротуарной плитки, а не получается; или мучительно пытаешься удержаться на диете в первые три дня, зная, что после них уже будет намного легче. Почему-то Джудит казалось: если сейчас муж не поставит ее перед фактом, вся измена так и останется каким-то фантастическим событием, не имеющим отношения к реальности.
А еще она знала, что Сильвия захочет, чтобы все вели себя «цивилизованно». О, это одно из ее любимых словечек! Она не желала знаться с теми, кто не умел «цивилизованно» принимать удары судьбы (а ведь нередко их наносят самые близкие люди). Однако не жестоко ли требовать от тех, кто потерял в жизни все, чтобы они держались бодро, как ни в чем не бывало? Сильвия на такие возражения пожимала плечами и говорила, что это в любом случае лучше, чем терзать друг друга.
«Ладно, еще будет время посмотреть, насколько цивилизованно я смогу на все это отреагировать», — уговаривала себя Джудит. Самое главное — избежать объяснений. Будет просто невыносимо слушать, как Кен начнет оправдываться, рассказывая, что в первый раз встретил настоящую любовь. «Нет, дорогой, только не сейчас, когда весь мир готовится встретить Рождество».
Кен коснулся ее руки.
— Дорожка свободна, Джудит. Ты будешь играть?
Он никогда не называл ее Джуди или Джуд, и ей с самого начала это было по душе. Он понимал, что для нее это важно: еще с того раза, когда она, стоя перед ним в школьной форме, назвала свое полное имя. А ему нравилось, когда она звала его Кеном — сокращенно от Кеннет. Он говорил, что так он себя чувствует другом и партнером. Он в отличие от жены никогда не хотел доминировать, руководить. Вероятно, это и сыграло роковую роль: уменьшительное имя, которым она его называла, ее новая должность в агентстве, со стороны казавшаяся столь значительной… Может, ему захотелось быть рядом с менее властной и жесткой женщиной? С кем-то легкомысленным и беззаботным, как Сильвия.