Несолоно хлебавши собираемся в обратный путь. Фильм готов, а вот с бизнесом абсолютная неясность.
В освободившиеся из-под водки чемоданы заталкиваем наволочки с сушеными подосиновиками и боровиками.
— Слушай, а с этим лешьим мясом дело все-таки может пойти, — вдруг задумчиво произносит Молчанов.
— О чем ты говоришь, — отмахиваюсь я. — Грех смеяться над бедными людьми.
— Почем у нас грибы на рынке? — не унимается Молчанов.
— Тебе зачем? На зиму мы с головой обеспечены.
— А сколько может стоить доставка, например, вагона грибов из Норвегии в Россию?
— Так, так, так, — наконец до меня стало доходить.
Мы присели возле открытых чемоданов. Прикинули. Наклевывались интересные варианты. В общем, по возвращении надо будет все хорошенько обдумать…
На прощание в бухгалтерии нам выдали по пачке крон. Директор студии извинился. «У нас скромный бюджет и небольшие возможности». В уме мы быстренько перевели кроны в рубли. Получалось, нам вручили годовую зарплату!
— Слушай, — по дороге в аэропорт выдохнул потрясенный свалившимся богатством Молчанов, — а зачем нам грибы? С такими деньжищами лично я намерен остаться в искусстве. А ты?
Рановато, конечно, он это сказал. В тот же день свою долю Молчанов по рассеянности забыл в аэропорту. Хотя, строго говоря, в этом была и моя доля вины.
На таможне снова довелось понервничать.
Служащий меня узнал. Тут же спросил:
— Фодки нет?
— Нет, — улыбнулся я и широко распахнул чемодан.
— А это что? — у таможенника снова, как при первой нашей встрече, округлились глаза.
Рядом с грибами я упаковал три пластиковые двухлитровые канистрочки. Они были невесомыми, чистыми и пустыми. В них мы с Молчановым покупали жидкий брусничный концентрат. Его разводили водой из-под крана. Получался отличный морс. Три пустые канистры с широкими удобными горлышками я решил взять с собой. Это сейчас пластиковых бутылок — горы на каждой свалке. А раньше таких и не видывали. Думаю, пригодятся. Буду возить в них с Украины повидло. Вишневое, грушевое, абрикосовое. Можно варенье, самогон, мед. А то таскаешь через всю страну мутные трехлитровые банки. И тяжело, и непрактично. А тут — легкая, удобная, прозрачная бесплатная тара.
— Зачем фам пустые емкости? — спрашивает таможня.
— Надо, — говорю.
— Фы можете объяснить, что в них?
— В пустых канистрах?
— Да.
— В которых ничего нет?
— Да, так.
— А вы как думаете?
— Думаю, они не дейстфительно пусты.
Разговор принимал шизофреническую окраску. Откуда-то срочно явился переводчик. Энергичный и шустрый:
— Что в канистрах?
— Говорю вам — ничего. — Объяснять, что в СССР нет пластмассовой тары, как-то, думаю, унизительно и непатриотично.