Самолет не вернулся (Гончаренко) - страница 46

— Казалось бы, тут и сказу конец. Ан нет, майор, самое главное еще впереди. Доставили мы этого летчика в расположение отряда. Все сбежались: мужики шапки сняли, суровые стоят, женщины в голос плачут. Кому же не жаль нашего человека русского? Подал я команду подготовить тело к погребению, а сам в штаб направился. И до того скорбно было у меня на душе, аж дышать тяжело.

Потом остальные разведчики вернулись, докладывают: только они углубились в лес от самолета немецкого, смотрят — целая рота карателей. Хлопцы мои едва успели на деревьях схорониться. А фрицы спешат, суетятся, им некогда по сторонам разглядывать. Одна группа пошла нас преследовать. Другая к самолетам подошла, шум подняли, лопочут по-своему. Через некоторое время возвращаются и на носилках кого-то несут, забинтованного: опередили, стало быть, наших. Партизаны за ними следом по пятам к дороге дошли, те — на машины и были таковы… Что же, выслушал я рапорт, поговорили мы и решили похороны устроить. Схоронили его со всеми почестями около могил погибших партизан. Я речь произнес. Только салютов не давали: патронов было у нас маловато, да и обнаружить себя боялись. Сообщили в партизанский центр, что подобрали геройски погибшего летчика.

Тихон Спиридонович помолчал немного, словно припоминая прошлое, а потом продолжал:

— Прошло этак месяца полтора. А дочь моя, Наташа, в селе у нас от партизан разведчицей была оставлена. Гитлеровцы девчат мобилизовали уборку делать в одной из летных частей. Ну и Наташа к ним пристроилась. Только фашисты хитрые дряни: перед тем, как везти их в часть, глаза завяжут платками, чтобы дороги не видели. И вот выходит так: аэродром она установить не может, а риску поддается великому. Уже было решили отозвать ее в отряд. Василий, бывший ординарец мой, связным был с ней.



Как-то раз приходит от нее темнее тучи: «Лучше застрелите меня, Тихон Спиридонович, на такое страшное дело Наташу послал…» Аж за голову хватается парень. «Докладывай, — приказываю, — да толком!» А у него язык не поворачивается.

Потом взял себя в руки, рапортует: «На гулянку к немцам послал, вот как. На посмешище». И опять убивается…

Тихон Спиридонович тяжело вздохнул.

— Расспросил я его обо всем подробно. Вижу — дело, конечно, серьезное затеяли. А у самого-то у меня на сердце точно жернов мельничный. Ну, подумай только: смерть не страшна. Смерть за Родину для русского человека — святое дело. А вот девичью честь врагу отдавать, это хуже любой смерти. Всю ночь мы спокою себе не находили. Меня утешают: дескать, большое дело делает Наташа, важные документы, может, принесет какие или хотя бы точно установит расположение этого треклятого аэродрома. А я, правду говоря, чуть не на стену лезу. Вот послали бы вы собственное дитя на поругание врагу, посмотрел бы я на вас, каково б вы выглядели… Лучше бы сам пошел на погибель!.. Да! Вот дела какие, — старик вздохнул, покачал головой. — Ну, дальше слушай.