Стараясь не показать своего волнения, Шагин ждал, что ответит калга. А тот, видя, что султана и кадиаскера никто не поддержал, хладнокровно, словно ничего не произошло, произнес с укором:
— Скорый язык говорит скорые мысли. А скорые мысли — как пух тополей: куда ветер подует — туда и летят.
Но казнить Мавроева, Мелиса-мурзу и Али-агу он раздумал.
Пока грустный Мавроев, гадая о дальнейшей судьбе, продолжал сидеть под арестом, кадиаскер позвал к себе мурзу и агу.
— Калга велел мне написать в Россию письмо, — сказал он едисанцам. — Письмо двойного содержания: чтоб Россию не оскорбить и чтоб не навлечь подозрений Порты… Я написал, но придерживаться его не буду — весной, как и обещал Джан-Мамбет-бею, поеду в степь и соединюсь с ним… А Маврою скажите, что письмо повезет он.
Едисанцы передали слова кадиаскера переводчику. Тот облегченно вздохнул: значит, отпустят живым.
Прошло несколько дней.
Семнадцатого февраля к Мавроеву пришел бахчисарайский каймакам Ислям-ага.
— В твоей империи и в Порте обитает много пашей, — сказал каймакам. — А в Крыму всего пятнадцать беев. Если Россия желает пригласить в дружбу и союз всю Крымскую область, то письма от твоего двора должны быть присланы всем пятнадцати беям. А общество — с их согласия — решит, быть ли в этом союзе. Ибо коварство и хитрость ваши безграничны.
Удивленный неожиданным визитом каймакама, продолжая находиться в положении пленника, Мавроев тем не менее возразил:
— Упреки в коварстве мы слышим постоянно. Но привести достойные внимания случаи никто не может.
— В минувшем году Панин-паша прислал в Крым письмо с приглашением к союзу. Мы его даже рассмотреть не успели, как российская армия стала безжалостно разорять наши земли.
— Ну нет, — погрозил пальцем Мавроев. — Слова твои лживы!.. Те письма, кои генерал-аншеф отправил к вам, получены были зимой. А армия вышла в поле летом. Вот и выходит, что времени для отзыва было много, да вы отвечать не хотели… Что же касаемо генералов, то я скажу так. В России каждый генерал, предводительствующий армией, гораздо больше доверенности и власти получает, нежели все пятнадцать крымских беев. И поэтому все, что они сделают, — высочайший двор одобрит!
Ислям-ага спорить не стал, сказал занудно:
— Я передал тебе ответ калги… А теперь можешь ехать…
Просидев по арестом двадцать два дня, Мавроев покинул негостеприимный Бахчисарай и под усиленной охраной был доставлен в Ор-Капу.
Ор-бей Сагиб-Гирей встретил его недоброжелательно и на просьбу о ночлеге ответил не скрывая злорадства:
— Калга велел ничего тебе не давать: ни квартиры, ни хлеба, ни лошадей. Немедленно убирайся из крепости!