Взятые с собой запасы продовольствия почти закончились, Да и пищу, которую приходилось употреблять людям, трудно было назвать настоящей едой. Солдаты питались остатками толченых сухарей, а скот и лошади жевали высохшую побуревшую траву и ковыли, произраставшие на пути движения. И офицеры, и рядовые все чаще страдали желудками, число больных, вповалку лежавших на телегах, увеличивалось с каждым днем. Валившихся на землю обессиливших лошадей и волов солдаты, жалеючи, добивали ножами. Вырезав из туш лучшие куски мяса для пропитания, остатки бросали на съедение степным хищникам.
Столкнувшись с неиспытанными ранее трудностями похода, Долгоруков исхудал, потускнел взором и о сражениях уже не думал — хотелось только поесть хорошо и выспаться на мягкой, как дома, перине.
Тупо глядя в согнутую под тяжестью ружья и ранца спину шедшего перед ним солдата, Василий машинально, словно заведенная ключиком механическая игрушка, переставлял тощие мальчишеские ноги, обутые в разбитые, подвязанные веревочкой башмаки. Другой обувки у него не было, но один из седоусых ветеранов подсказал, что башмаки можно будет снять с кого-нибудь из убитых или померших от болезней солдат.
— Ты только не зевай, — устало ощерил желтые от табака зубы ветеран. — А то другие стащат…
Послушавшись его совета, Василий стал прохаживаться между обозных телег, из которых торчали в разные стороны ноги лежавших на них больных и немощных солдат, вполглаза присматривая себе башмаки нужного размера. И вскоре, дождавшись удобного случая, незаметно стянул в ночной темноте башмаки у валявшегося в бреду гренадера. В отличие от его прежних изящных, на тонкой подошве туфель, новая обувка была простой, но крепкой, а главное — удобно сидела на ногах. Идти стало легче, хотя от голода Долгоруков по-прежнему шел пошатываясь из стороны в сторону.
С каждым днем нехватка провианта и фуража становилась все острее. Доклады офицеров рисовали Миниху столь удручающую картину, а страдания и потери от голода и жажды были столь велики, что татарские набеги на каре можно было считать забавными детскими шалостями.
Тогда фельдмаршал принял хотя и рискованное, но неизбежное решение. Он приказал выделить от каждого полка по две телеги, вывести их за пределы каре и, как только впереди покажется какая-нибудь татарская деревня — ехать туда, чтобы забрать у жителей без жалости все имеющиеся припасы.
Впрочем, жалеть было, некого: прослышав о движении армии, жители окрестных деревень заранее покидали свои дома, прихватывая все, что можно было унести, угоняя овечьи отары, лошадей, верблюдов, быков. А тот хлеб, что не могли увезти, пытаясь сохранить, зарывали у домов в глубокие ямы.