Великая и сильная империя была нужна ему для свершения тайных и честолюбивых замыслов: опираясь на ее поддержку, стать крымским ханом и, завоевывая соседние земли, создать обширную державу, охватывающую все Причерноморье — от Дуная до Кавказа. Державу, с которой придется считаться всем европейским правителям… Вот тогда он и с Россией заговорит построже!.. Калга напоминал коварного всадника, намеревавшегося быстро добраться до нужного места на крепком коне, а потом хорошенько высечь его плетью. Все это, как думал Шагин, ждало его впереди. А пока он улыбался, льстил, расточал похвалы и благодарности…
Отправляя в морозный декабрьский день посольство калги в Крым, Панин и ведавший государственной казной генерал-прокурор Вяземский вздохнули с облегчением: посольство обошлось российской казне почти в 57 тысяч рублей.
В Крым Шагин-Гирей вернулся в начале марта 1773 года, одетый в европейское платье, в хорошей карете, запряженной четверкой лошадей. В его свиту по велению Екатерины были включены русские офицеры — премьер-майор князь Путятин, капитан Гаврилов, а также переводчик Кутлубицкий и шесть солдат охраны, Шагин вернулся с твердым намерением вступить в решительную борьбу против мурз, оставшихся верными Порте. Но первая же — в начале марта — встреча с диваном показала, что беи и мурзы отвергают его.
Шагин появился в диване одетый в кафтан, камзол и кюлоты, с шелковым галстуком на худой шее и в белых чулках, обтягивавших тонкие кривые ноги. По залу волной прокатился недовольный ропот, который еще больше усилился, когда калга стал велеречиво расписывать милости, оказанные ему в Петербурге.
Он несколько раз повторил, что видит в союзе с Россией не только защиту от турецких происков на крымскую вольность, но и грядущее благоденствие всех жителей ханства. А потом набросился на беев и мурз с упреками за долгое упорство в подписании договора, за продолжавшуюся до сих пор смуту.
— Что побудило вас к коварству и нарушению клятвы? — гневно вопрошал Шагин. — Или вы не желаете вольности, доставленной вам российской императрицей?
— Мы находились между двух великих огней, — уклончиво ответил хан-агасы Багадыр-ага. — Мы одинаково боялись и России и Порты. И поэтому, опасаясь первой, — соглашались на все ее предложения, а боясь второй — сносились с ней, представляя привязанность к прежнему состоянию.
— Но теперь-то, подписав договор, который императрица уже ратификовала[25], можно быть уверенным в своей безопасности.
— Россия нас обманула! Она отняла собственные наши земли и при каждом почти случае дает нам почувствовать свою жестокость.