Но она все равно, превозмогая отвращение, прочла тоненькую брошюрку от корки до корки, а потом просто сидела без дела. Сидела и сидела. В палате не было часов, не было никаких картин, не за что было даже взглядом зацепиться, и поэтому все ее мысли, все ее страхи беспрепятственно роились у нее в голове, да боль то и дело волнами вскипала в желудке. Схлынет боль, и Гарриет лежит, хватает ртом воздух, будто ее на миг омыло чистой водой, вынесло на берег, но вскоре в нее с новой силой впивалась тревога. Хили в общем-то ничего ей не обещал. Заберет он пистолет или нет? А если заберет, хватит ли у него мозгов его выкинуть? Она представила, как Хили похваляется перед ребятами из оркестра пистолетом ее отца. “Эй, Дейв, гляди, что у меня есть!” Гарриет поежилась, еще сильнее вжалась в подушку. Пистолет принадлежит ее отцу. И он весь в ее отпечатках. А таких трепачей, как Хили, еще поискать надо. Но, с другой стороны, кого, кроме Хили, можно было попросить о помощи? Никого. Никого.
Время шло. Наконец в палату снова, переваливаясь с ноги на ногу, зашла медсестра (толстая резиновая подошва на ее тапках с внешней стороны вся поистерлась), чтобы сделать Гарриет укол. Гарриет, которая металась на подушке и то и дело принималась разговаривать сама с собой, усилием воли попыталась отвлечься от своих переживаний. Она принялась разглядывать медсестру. У той было улыбчивое, обветренное лицо, морщинистые щеки, толстые лодыжки и неровная походка враскачку. Не будь на ней больничного халата, и ее можно было бы принять за морского капитана, который прохаживается по палубе. На бейджике у нее было написано “Глэдис Кутс”.
– Я быстренько, ты и глазом моргнуть не успеешь, – говорила она.
Гарриет до того ослабла и переволновалась, что даже сопротивляться не стала, перекатилась на живот и поморщилась, когда иголка впилась ей в ягодицу. Уколы она терпеть не могла, когда была маленькая, вечно вопила, рыдала и вырывалась, да так, что Эди (которая умела ставить уколы), пару раз сама засучивала рукава и выхватывала у врача шприц.
– А где моя бабушка? – спросила Гарриет, перевернувшись обратно на спину, потирая зад.
– Ой, господи! А тебе что, и не сказал никто?
– О чем? – закричала Гарриет, засучив ногами и руками, будто краб, пытаясь сесть, подняться. – Что случилось? Где бабушка?
– Шшшшш. Тихо, тихо! – медсестра принялась энергично взбивать подушки. – Она в город ненадолго уехала, только и всего. Только и всего, – повторила она, увидев, как недоверчиво Гарриет на нее смотрит. – А теперь ложись-ка поудобнее.