Она – очаровывала? Эта толстая тетенька с кислой миной?
– С помощью зелий, – сказала Маргарита, прочитав все по моему лицу.
– И не брали разрешений? – кивнула я.
– На что разрешений не брали, Орхидея Семеновна? – раздался за моей спиной голос, разумеется, инспектора.
Я развернулась. Он все еще был одет в свою пижаму, а из-за своей худобы и красно-полосатости напоминал пограничный столб.
– Подслушивать нехорошо, – сказала я.
– Я просто шел мимо и услышал, – ответил он.
– И ваши допросы начнутся в полдень, – сказала я.
Кажется, я уже чувствую себя главой клана.
– Это не допрос, – возразил он, – а дружеское любопытство. К тому же, – обратился он к Орхидее, – если вы чистосердечно мне во всем признаетесь, это уменьшит наказание процентов на двадцать.
– Ага, – сказала я. – Друзья обычно так и говорят. И вообще, могли бы переодеться к завтраку.
– А я приглашен на завтрак? – улыбнулся он мне.
– Мы с вами довольно любезны, не находите? – обернулась от сковороды Маргарита.
– Да, – сказал рыжий. – И я вам за это признателен.
– Так идите и переодевайтесь, – скомандовала я, пока он снова не начал допрашивать Орхидею.
– Вас смущает мой внешний вид? – спросил этот тип меня.
Я не успела сказать, что мне вообще плевать на его внешний вид, как ответила Маргарита:
– От вашей пижамы у меня в глазах рябит. Так что пожалейте старушку и ее слабое зрение.
Я усмехнулась. Инспектор ретировался в гостиную.
– Вика, открой окно – пусть дым выветривается, – сказала мне Маргарита.
Я распахнула обе створки небольшого окна. Откуда-то издалека, от озера, доносились веселые детские голоса, которые иногда перекрикивал властный женский голос – похоже, девочки гуляли со своей няней.
Моя нога еще побаливала, и я присела на стул у стола.
Орхидея, которая все это время стояла, теребя носовой платочек и покусывая накрашенные алым губы, сказала тихо:
– Уф. Какой он суровый.
Суровый? Да он же просто обнаглевший школьник, который притворяется учителем.
– А что, – спросила я Орхидею, – вы много раз использовали зелья?
– Всегда, – сказала она. – Видишь ли, в обществе мужчин я обычно так робею, так робею, что и слова сказать не могу, а потому мне легче подлить пару капель им в бокал и они становятся такие милые, такие влюбленные. И я уже могу с ними спокойно разговаривать… Правда, – стыдливо улыбнулась она, – иногда приходится от них отбиваться чем-нибудь, чтобы не слишком приставали.
Так и представляю эту пышную Орхидею, отмахивающуюся от мужчин своей лаковой черной сумкой, как от надоедливых комаров.
– Знаешь, – сказала Маргарита Орхидее, ставя на стол тарелку с горкой оладий, – ты лучше про это инспектору не рассказывай. Это все ерунда, так, мелкие женские развлечения.