– По-моему, я прекрасно вас понял, – подался поближе он к раненому. – Вы хотите, чтобы, когда вас не станет, я взял на себя заботу о мальчике?
Мужчина кивком подтвердил правоту его слов.
– В таком случае я обещаю вам это. Отныне он станет членом нашей семьи и будет жить с нами на равных.
Лицо умирающего просветлело, и, вложив ладонь мальчика в руку Эдварда, он с такой пристальностью начал всматриваться ему в глаза, словно стремился сквозь них разглядеть его душу. Юноша в это время свободной рукою то смачивал ему виски, то смывал с его рта выступавшую кровь, мальчик же так и застыл рядом с ним рука в руке, похоже, остолбенев от горя. Мужчина уже не дышал.
«Ну все, его нет, – убедился Эдвард. – И что же мне делать дальше? Наверное, в первую очередь следует посмотреть, в каком состоянии эти два негодяя?» Он подошел со свечой к порогу. Бен оставался на прежнем месте, в голове у него зияла дыра от пули, и в том, что он мертв, сомневаться не приходилось. Теперь надо было проведать второго. Эдвард вышел уже на улицу, но порыв ветра задул свечу у него в руке, и он был вынужден возвратиться. Мальчик без чувств лежал на груди покойного. Эдвард, сочтя за лучшее до поры не трогать его, взял ружье и, оставив бесполезную при таком сильном ветре свечу, снова вышел на улицу. Стоило ему подойти к лежавшему подле задней двери Уиллу, тот слабым голосом простонал:
– Бен, Бен, умоляю, воды. Помру, видать, скоро.
Эдвард молча вернулся в дом и, снова приблизившись к Уиллу, поднес ему кружку к губам, ибо не в силах был отказать умирающему в последней воле, сколь бы отпетым мерзавцем тот ни был. Стояла глубокая ночь, тьму теперь чуть рассеивала наконец появившаяся на небе луна, в серебряном свете которой юноше было видно, как Уилл опять потянулся дрожащей рукой к недопитой кружке и вновь из нее глотнул.
– Бен, я могу еще разговаривать, но и это недолго. У меня уже все нутро полно крови, поэтому слушай сюда внимательно. Знаешь дуб, в который ударила молния, на милю отсюда к северу? В трех ярдах южнее него все мое и зарыто. Возьми себе это, а мне…
Он было вновь потянулся к кружке, но рука его замерла на полпути, и, резко откинувшись на спину, он испустил дух. Убедившись, что с ним все кончено, Эдвард поспешил к мальчику, с которым, впрочем, совершенно не понимал, что делать, ибо тот по-прежнему оставался без чувств на груди у бездыханного тела.
Первым делом, как показалось Эдварду, следовало запереть дверь, что он и сделал, предварительно вытащив за порог труп грабителя. Затем он закрыл окно, в которое собирался проникнуть Уилл. Наконец, настал черед мальчика. Но прежде чем взять его на руки, Эдвард внимательно пригляделся к усопшему. Одет он был как простолюдин, однако и тонкие черты лица, и аккуратно подстриженная борода, и белые выхоленные руки с тонкими длинными пальцами, явно не знающими физического труда, свидетельствовали, что перед ним, несомненно, высокородный вельможа, который вынужден был притворяться крестьянином. Впрочем, о том ведь и говорили в лесу грабители. «Кажется, наша семья не единственная вынуждена скрываться в этом лесу под чужим обличьем, – с грустью подумал юноша. – Бедный мальчишка. Ему здесь никак нельзя оставаться».