– И навоз, и другое всякое, – подхватил Хамфри. – А деревья станем прямо в лесу распиливать на чурбаки, чтобы побольше влезло в повозку. Гораздо лучше этих веревок. Они мне уже все плечо натерли, – потер он ладонью горевшую кожу.
– Ну, по такому снегу нам из Лимингтона повозку вряд ли удастся доставить. Может, конечно, Билли и справится, но зачем нам его из сил выбивать. А вот погода станет получше, там и посмотрим, – решил старый егерь.
Зима хоть и загнала наших юных героев в дом, но никто из них не бездельничал. Якоб Армитидж торопился изо всех сил обучать их чему только мог. Элис день ото дня совершенствовалась в готовке еды, шила, стирала, гладила. Малышка Эдит была у нее на подхвате, а потом научилась сама делать и печь овсяные лепешки на завтрак, освободив старшей сестре время для других занятий. Хамфри продолжал помогать девочкам по хозяйству и возился со своими столярными инструментами. И так как приобретение опыта связано неизбежно с издержками, Элис на первых порах обваривалась и обжигалась во время стряпни, укалывалась иголками, когда чинила одежду. Швы и штопка у нее выходили сначала кривые и грубые, однако к исходу зимы она уже в совершенстве освоила эту премудрость. Хамфри тоже не сразу далось столярное дело. Гвозди у него гнулись, дерево трескалось, молоток попадал по пальцам, а то, что он брался отремонтировать или улучшить, приходило его стараниями в окончательную негодность. Но постепенно глаза его обрели точность, а руки – сноровку. Пока Элис работала, Якоб и Эдвард учили Эдит и Хамфри читать. Когда же старшая девочка освобождалась, наступала ее очередь. Словом, все были чем-нибудь постоянно заняты, и по прошествии этих пяти морозных недель, глядя на четверых подопечных Якоба Армитиджа, трудно было подумать, что еще совсем недавно они не могли прожить даже дня без помощи слуг.
Приход весны, а с ней и теплой погоды встретили радостно все, кроме Эдварда, на которого то и дело накатывали приступы мрачности и раздражительности. Он никак не мог примириться с оторванностью от привычной жизни. Родители сызмальства прививали ему сознание, что он – старший сын, а значит, наследник всех титулов и состояний своего знатного и богатого рода, занимавшего очень высокое положение в государстве и при королевском дворе. И вот семья его стерта с лица земли, дом превращен в руины, а сам он с братом и сестрами вынужден прятаться в дебрях леса, которые отделяют всего две мили от его законных владений. Чувство, что он оскорблен, унижен, растоптан, не проходило. Он жаждал расправиться с теми, кто так жестоко с ним обошелся. И жил лишь надеждой на будущее, когда станет достаточно взрослым и, как покойный отец, поведет свое войско сражаться за короля, а после того как тот снова восторжествует, вернет себе все, что принадлежало ему по праву.