В последние мгновения перед выстрелом колонна ткнулась концом в дуло пушки.
И та выстрелила.
Луч целиком шел внутри этой колонны, и по отлетающим обломкам можно было заметить, настолько глубоко он ее прорезал. За секунды он прорубил ее на две трети, но дальше один из генераторов не выдержал и взорвался.
Луч ослаб, но «Гиперлэндер» не сдавался.
«Все генераторы на перегрузку!» – хотел выкрикнуть генерал, но понял, что без связи никто его не услышит.
Оставалось только смотреть. Линкор Совета продолжало корежить от натуги и в конце концов расплавилось само орудие.
Луч так и не достиг станции. Все замерло. Генерал выдохнул, понимая, что теперь ему остается только отдать приказ к отступлению.
«Моя очередь», – пронеслось по системам станции.
И каменная колонна начала вращение.
«Она хочет по нам ударить!»
– Пускай, – генерал откинулся назад, чувствуя, как он измотан. Он безразлично смотрел на астероидную махину и ждал, пока та пройдет по дуге и врежется в «Гиперлэндер».
Но та на всей скорости пронеслась мимо. Генерал оторопел.
– Они промахнулись?
– Нет, – Пол у него за спиной мрачно поник. – Они и не собирались бить по нам.
Астероидный шлейф ударил по самой станции. Прямо по одному из кластеров, глубоко врубившись в жилые помещения и чуть не расколов станцию на куски.
– Но зачем?!
– Лучше бы вам не знать.
От удара станцию развернуло, и теперь ее стебель смотрел точно на крейсер противника.
И тогда астероидная станция врубила главным лучом.
В отличие от боевого линкора станция была полностью и целиком спроектирована для того, чтобы поддерживать главный луч. Этот луч был самой ее жизнью. Его наличие казалось чем-то таким естественным и понятным, будто бы его не было вовсе.
Но он был.
И он вдарил по врагу всей своей силой, разрывая линкор Совета на части.
Тот не взорвался только благодаря тому, что ранее вошел в защитный режим, но корабль почти расплавило и раскололо на две части.
И только одна, меньшая, из этих частей сумела отойти (точнее, даже не отойти – сбежать – на такой скорости, что взорвался один из двигателей), оставив совершенно беззащитную половину.
А Сирилл стоял перед телом жены. Она исхудала, страшной синевой выделились жилы, закатились глаза. Где-то в глубинах системы еще оставались недорасщепленные остатки ее разума. Но Михаэла была мертва.