– О роще у замка легенду знаешь? – спросил Даль.
– Обижаешь, дружище!
У княжеского замка росли кедровицы редкого вида – с мелкими мягкими иголками. Такой иголкой и грудничок себе палец не расцарапает. Согласно легенде – Зилу ее батя рассказывал, – каждый князь, взойдя на престол Моса, клянется извести насаждения у замка, пригоняет лесорубов, снуют подводы, шум, гам, щепки, шишки… К закату – ни единой кедровицы у замка. Даже пней не остается. Князь, конечно, доволен, князь идет в опочивальню. А наутро видит – деревья на месте, иголки зеленые, совсем не острые…
Даль начал проявлять признаки беспокойства: вертел головой и без надобности тер рукавом прозрачную пластину из крыла птера, предохраняющую глаза от попадания тонжерра. Зил прислушался к своим ощущениям и понял, что давно уже, чуть ли не от самых ворот слышит какой-то странный гул, который становится все громче и громче. Ерунда, от усталости в ушах кровь стучит или еще что…
– А про то, что кровь казненных на площади под кедровицы сливают, слыхал? И что трупы там закапывают, и потому у кедровиц иголки мягкие?
– Не-а, не слыхал, – повернув вслед за альбиносом направо, леший едва не врезался в группу замерших прямо посреди улицы жителей Моса. Десятка полтора человек тут было. Они просто стояли, не шевелясь и дружно уставившись в одну точку – в стену трехэтажного дома. И торчали они здесь, похоже, не один день и не два, потому что их изрядно присыпало пылью. Из-за пыли они настолько сливались с улицей, что Зил их не сразу опознал как людей – решил, что перед ним памятники из серого гранита. Только лица у них были зеленые; на эту зелень было неприятно смотреть, но взгляд непроизвольно останавливался на отрешенных, ничего не выражающих глазах.
Чем ближе союзники подбирались к княжескому замку, тем чаще им поперек дороги вставали такие вот группы замерших на месте изваяний из плоти и крови, которые разве что дышали и иногда моргали. Похоже, хозяин им даже испражняться не разрешил.
Этих групп становилось все больше и больше. Чтобы пройти, приходилось маневрировать между людьми, на ощупь напоминавшими закостеневшие трупы, разве что не холодные. Зил протискивался, кого-то отодвигал, кому-то с хрустом поворачивал в сторону отставленную ногу. Выход на замковую площадь перекрывал плотный – в десяток слоев – строй человеческих тел, прижатых локтями друг к дружке, держащих соседа за руку, обнявших за плечо.
– Бурая гниль! – сорвалось с губ лешего.
Он удивился-таки, обнаружив в центре Моса эскадрилью пиросов. Это был один из отрядов, посланных в погоню за отступающими частями истинных людей. Понятно, пиросы быстрее прочих добрались до столицы княжества презренных чистяков, и тут, в небе над городом – вот незадача! – они, как последние сухопутные, угодили в ловушку, пролетев через облако тонжерра. Так что теперь неподвижности ястребков, стоявших крылом к крылу, могли позавидовать камни у них под ногами.