– Закон никогда не наказывает ПРЕСТУПНИКА. Наказанию подвергается всего лишь тварь дрожащая – жалкая, перепуганная, раскаивающаяся, – возразил Г. А. – Они не преступники, а родители, они всего лишь хотят оставаться отцами и матерями.
– Ребенку не нужен хороший отец, – снисходительно парировал я. – Ребенку нужен хороший Учитель.
– Все существа метафизически состоят из мощи, мудрости и любви, поскольку они имеют бытие, и из немощи, неведения и ненависти, поскольку причастны небытию. Откуда? – Лицо Г. А. просветлело, он продолжил, не дожидаясь ответа. – Мы строим светлое будущее, возводим Город Солнца – неужели пара-тройка семей может обрушить строение? Пойдем со мной, Игорь, ты сам все поймешь.
Младенец заворочался у меня на руках. я увидел, что это прехорошенькая девочка с большими, внимательными ореховыми глазами.
– Вы ступайте, Георгий Анатольевич, а я её здесь подержу.
Учитель молча вернулся в здание. я попятился к автомобилям «Скорой помощи», избегая недоуменного взгляда Мишеля, сунул ребенка на руки первой встреченной медсестре. Откуда-то сверху уже доносился гул вертолетных лопастей.
В тот час никто и подумать не мог, что усыпляющий газ опасен. я понял, что натворил, когда стали выносить тела и «Скорые», включив сирены, помчались в городскую больницу. Четыре трупа – две женщины, школьник и проповедник – старинный пистолет у них все-таки был, и две пули в стволе нашлись. У выживших – нарушения речи, памяти. Г. А., казалось, отделался легче прочих, только слегка пошатывался при ходьбе. Но через полгода у него случился первый инсульт, ещё через год второй. Третий имеет все шансы добить Учителя. И за все это время мы не сказали друг другу ни единого слова.
Отставив недоеденную котлету, я резко встал – что-то холодное словно кольнуло мозг. В коридоре меня обогнала торопливая бригада. На этаже кипела свирепая суета. Ученики столпились у выхода, поминутно мешая врачам и сестрам. Иришка плакала взахлеб, как на похоронах. Странно, неуместно смотрелись детские слезы на стареющем личике. Зоя кусала пальцы, Аскольд сжимал кулаки, Кирилл тоже плакал. Мишель молчал. Ещё один человечек – маленький, толстый, неопрятный, с заискивающими ладошками и пронзительным взглядом – ходил из угла в угол, бормотал что-то на чужом языке, зажав под мышкой антикварный, распухший портфель. При виде его я шарахнулся.
Немыслимая невозможная надежда на миг поселилась в сердце – бывают же чудеса, самодельные, собранные руками! Когда колонна автомобилей повернула на Флору, нам казалось: остановить хищные вещи не легче, чем бронепоезд на полном ходу. Но пришла телефонограмма прямиком из Москвы, секретарша не поленилась оседлать мотоцикл, привезла им депешу, и враги безропотно откатились назад, растворились в редеющем утреннем тумане, в запахе волглых тряпок и подгорелой каши. В тот день рядом с нами тоже стоял смешной лысый, потирающий потные ладошки маленький человек. Он твердил как молитву: все обойдется, мальчики, все обойдется. Может, и сейчас?