Анита схватилась за грудь – сердце билось часто, ледяная тоскливая боль никуда не делась.
– Ты от нее не умрешь, – сказал Наставник и помешал кофе в красивой фарфоровой чашке. – Ты ее вскормишь, перерастешь и посмотришь, что из этого выйдет…
Зазвонил телефон. Анита была под домашним арестом, но отвечать на звонки ей разрешалось. Плохо видя из-за слез, держась за стенку, она прошла в прихожую, сняла трубку.
В трубке молчали.
Она знала, кто это был. Знала, что он не увидит, но опустилась на колени и долго так стояла, держа трубку у уха.
– П-простите меня, – сказала она, когда голос наконец послушался. – Простите меня. Простите. Простите.
Собеседник молчал, но Анита слышала дыхание.
– Что мне сделать? – спросила она. – Пожалуйста, скажите.
– Из окна прыгни, тварь, – наконец сказал тот, кто ей позвонил. – Открой и прыгни. Ты на шестом этаже? Должно хватить.
– Вы правда этого хотите? – спросила Анита, чувствуя, как то, что было у нее в груди, начинает грызть острыми зубами. – Вам станет легче?
Она поднялась с колен, прошла на кухню – за столом никого не было, пенка на кофе чуть-чуть вращалась. Анита широко раскрыла окно, поставила руки на подоконник.
– Если вам станет легче, я, наверное, прыгну, – сказала она, стараясь быть честной. Было страшно, но раз надо – то надо.
– Мне не станет легче, – медленно ответил отец убитого ею мальчика. – Никогда уже не станет. Закрой окно, дура.
И он положил трубку.
Анита стояла у окна, уперевшись горячим лбом в пластиковую перекладину. Снаружи была нежная осенняя ночь – тополя роняли листья, где-то лаяла собака. У подъезда был припаркован патрульный автомобиль.
Во двор въехала еще одна машина. Остановилась под фонарем. Из нее вышел человек – высокий, крепкий, почти совсем седой. Прихрамывая, он сделал несколько шагов к дому, остановился, поднял голову и посмотрел прямо на Аниту.
Не двигаясь, они долго-долго смотрели друг на друга сквозь ночь.
Совладелец частного сыскного агентства «Иголка в стогу» Герман Иванович Солдатов слыл человеком обстоятельным. Правда, когда Солдатов служил в санкт-петербургской сыскной полиции в должности надзирателя, считался он, напротив, ветрогоном и выжигой. Знался с ворами, с картёжниками, с хипесниками и прочей сомнительной столичной публикой. В притоны захаживал запросто, в воровские малины и на квартиры, где играли на интерес. Немудрено, что до старшего надзирателя Солдатов не дослужился, а был по-тихому из уголовного сыска отчислен и уволен в отставку без выплаты содержания.
Был Герман Иванович высок, рыжеволос, рыжеус и голубоглаз. Горькую шибко не пил, но при случае не отказывался. С девками особо не путался, но мог иногда загулять. Попусту языком не трепал, но и за словом в карман не лез.