Все смолкло. В баре, секунду назад таком шумном, можно было услышать жужжание комара. Один из волонтеров с изрытым оспой лицом тяжело опустил руку на плечо Райнера. Тот не повел даже бровью."
Они сверлили друг друга взглядом. Глаза рябого напоминали по цвету бледную поганку; грудь его крест-накрест, как у бойцов армии Сапаты[10], перекрещивали пулеметные ленты.
— Подними, — сказал он.
Все уставились на Райнера.
Он не шевельнулся, но в глазах его блеснула хитрая смешинка.
— Подними, — рявкнул рябой, — кому сказано!
Все раздвинулись, образовав вокруг них свободное пространство. Губы Райнера медленно зашевелились.
— Нет, — произнес он.
За его спиной раздался хриплый голос.
— Полегче, парень, здесь не любят чужаков, а деревья ничего не расскажут.
Через пятнадцать секунд они все всполошатся, и первый, кто выйдет отсюда, увидит Крэнсона в машине.
— Нет, — повторил Райнер, — поднимать я не стану.
Он выждал, сосчитав про себя до трех, и добавил:
— Я поступлю иначе: взамен предложу другой.
В толпе кто-то рассмеялся, остальные последовали его примеру.
Рябой, разжав руку, похлопал Райнера по плечу, уже дружески.
— Достойные слова, — подхватил он в тон, — полный стакан стоит большего, чем пустой. Мой отец всегда мне это говорил.
— Он дал вам прекрасное образование. Эй, хозяин, я всех угощаю.
Райнер швырнул десятидолларовую бумажку туда, где стояли наполненные стаканы, и направился к выходу.
Они расступились, чтобы пропустить его.
Он почти дошел до двери, но тут рябой окликнул его:
— Никогда не встречал тебя в этих краях.
— Я здесь проездом, — ответил Райнер.
Затуманенные ядовитой влагой глаза весело замигали, выражая дружеское расположение.
— Если будешь в Спунсе, спроси Майка.
Райнер медленно перевел взгляд с военных ботинок на толстый, с заклепками, ремень, затем на пулеметные ленты и, наконец, на изрытую оспой физиономию.
— Не исключено, — спокойно проговорил он. — Возможно, вскоре я нагряну к тебе.
Дверь за ним захлопнулась.
Почти тотчас в баре снова установился галдеж, а Крэнсон в машине, уже мчавшейся на полном ходу, припал иссохшими губами к горлышку бутылки.
* * *
Бэнкрофт смачно зевнул и уселся на бетонную перегородку между «барракудой» и «бентли». Прежде чем стать полицейским, он четыре года ишачил в гараже своего отца, в окрестностях Абилена. '
В те времена он разбирал по винтику старенькие «шевроле» и «форды» выпуска межвоенных лет; они принадлежали ребятам из их квартала, которые и сами приходили помочь ему отладить допотопное сцепление или поправить крыло или дверцы. Встречались колымаги, которые он чинил десятки раз, пока они не оказывались на свалке за бараком вместе с другими железяками.