К рождественским праздникам друзья удивительнейшим образом рассеиваются. Голубые устремляются кто к материнской груди (дабы обсуждать отношения полов), кто к отцовской (дабы ее терзать), иные поодиночке, иные парами (дабы потом основательнее проанализировать те унижения, которым их подвергли за время праздников, и главное: какую кровать им предложили — если односпальную, то следовало тотчас же отказаться, если двуспальную, то можно было соглашаться). Одинокие женщины уезжают к родителям в провинцию — взахлеб рассказывать в деревенской глуши, как весело и интересно они живут в столице. К рождественскому обеду может пригласить какая-нибудь мать-одиночка, но я такие приглашения не склонна принимать: няни нет в наличии, ритуальное размораживание индейки лишь подчеркивает скудость быта, вы торопливо смущенно затягиваетесь сигаретами с марихуаной, прячась от детей. Самое изысканное и щедрое гостеприимство окажут бездетные пары киношных коллег, где работают и он и она: минималистская елка, блюда на основе модных диет, но от столь ценимого всеми наркотика — кокаина — публика делается взвинченной и даже агрессивной, я приползу домой при последнем издыхании.
И я решила остаться на Рождество дома, одна. К моему огорчению, Гай и Лорна не горели желанием пригласить меня к себе; после моей первой встречи с ними они стали относиться ко мне вполне дружелюбно и я к ним несколько раз заходила, но особого радушия они не проявляли.
— Мы вообще-то Рождество не празднуем, — сказала Лорна. — Апофеоз лицемерия: торговцы наживаются под прикрытием религии.
Ну и что, все это знают, просто предпочитают не задумываться и пользуются случаем порадоваться жизни. Я все надеялась, что Лорна смягчится, ведь где и праздновать Рождество, как не в доме на Ил-Пай-Айленде. Я бы его украсила, если они сами стесняются, развесила бы гирлянды, шарики, серпантин. Может быть, Лорна боится влезать на стремянку, так я влезу. Я даже заплачу за все украшения, если Гая угнетает мысль о подобных тратах. Неужели традиции для них ничего не значат? Ведь они родились и выросли в этом доме. Наверное, даже в детстве они не умели радоваться Рождеству, такие уж у них характеры. Какую игрушку Лорне ни подари, угодить ей было невозможно, Гая же нескончаемо терзала зависть — а вдруг за ее подарки заплатили дороже, чем за его. Такое впечатление, что, едва появившись на свет, они закричали: “Зачем зря тратить деньги!” И все же мне казалось, что Алисон была не такая, как они: дом был слишком красив, люстры чрезмерно дорогие, кухонные полотенца добротного ирландского полотна, да и у входа в дом написано “Отрада”, хотя ее дети не заметили, что это слово давно завил плющ, а по отсыревшей, покоробившейся доске ползают мокрицы.