Рисби больше не возражал, и Энн повысила голос:
— Покажите мне вашу рану, солдат!
— Не так громко! У меня будут неприятности, если офицер увидит вас здесь!
— Тогда снимайте одежду и не мешайте мне.
Скрепя сердце Стив Рисби подставил ей руку с повязкой, на которой выделялось темное пятно.
— Теперь вы домашняя медсестра? — пошутил он, пока она разматывала бинт.
— Это моя профессия. О… Скверная рана.
— Она ведь неглубокая.
— Начинается нагноение. Если так пойдет дальше, вы целую неделю не сможете отправиться на фронт!
Она достала ножницы, спирт и все, что принесла с собой, и занялась худенькой рукой молодого человека. У него была молочно-белая кожа, усеянная рыжими пятнышками веснушек.
— Надо будет понаблюдать течение процесса. Я вхожу в подразделение, отбывающее на фронт вместе с вами. Когда будете возвращаться после боевой операции, зайдите ко мне.
— Посмотрим.
— Нет, не посмотрим. Я не шучу. За раной надо постоянно следить и очищать. Придете ко мне, как только сможете, понятно?
Рисби облизнул губы.
— Как же, как же! — сказал он, завершая разговор.
— Вам не страшно думать о завтрашнем деле? — внезапно спросила она.
— Страшно?
К большому удивлению Энн, прежде чем ответить, Рисби задумался.
— Да, появляется резь в животе. Ведь когда отправляешься на задание, никогда не знаешь, чем все закончится. Я… становится страшно, когда не знаешь, чем все закончится.
Он хотел еще что-то добавить, но сдержался. Энн перевела взгляд с очищенной раны на лицо молодого человека. В нем не было ничего привлекательного — бледный, хилый, невзрачный, и тем не менее внезапно он показался ей очень трогательным, таким она его прежде не видела.
Он обреченно пожал плечами:
— Ведь это война, сутки и сутки неопределенности, разве не так?
— Я… Вы правы. Но мы с вами смотрим на нее по-разному. — Энн мгновение подумала и добавила: — Прямо как на Луне, да?
— На Луне?
— Да, воевать — это значит, оставив комфортную жизнь на Земле, отправиться далеко от всех. Я, так сказать, наблюдаю только видимую часть этого небесного тела. А вы опускаетесь на обратную сторону, о которой я ничего не узнаю, что бы ни делала.
Рисби усмехнулся.
— Мне нравится ваша мысль. — Повеселев, он немного открылся.
Энн почти закончила перевязку. Она уже собиралась уходить, думая, как лучше это сделать. Отвлечь внимание Рисби, чтобы он не заметил документов, оставленных на его кровати: она успеет уйти далеко, и он уже не сможет их ей вернуть. По крайне мере, так, как возвращают пачку сигарет…
Энн выросла с отцом, имевшим склонность скорее к хитрым махинациям, вымогательствам и жестокости, чем к проявлениям доброты и нежности. Она и из этого извлекла несколько уроков. В частности, усвоила тест «пачка сигарет». Ее отец повторял: когда он хочет проверить, насколько человек честен — а честных людей он причислял к сообществу нечестивцев, — ему было достаточно оставить на столе полную пачку сигарет, сделав вид, что, уходя, он просто ее забыл. Если человек останавливал его, чтобы вернуть сигареты, это означало, что с ним не стоит иметь дел — слишком честен. Если он ничего не говорил, значит, появлялась возможность. Это правило можно было применять не только к курильщикам — как говаривал ее отец: «Сигарета неразрывно связана с мошенником, так же как гангстер со своим пистолетом!» Он сопровождал эти слова таким громким хохотом, что Энн стала его ненавидеть. И тем не менее сегодня ей пришлось вспомнить его уроки. Впервые плоды «отцовского воспитания» становились полезными.