— Ну ладно, пошутили и будет. Твоя история болезни, — он указал на одну из папок, — полная «липа», и я только что в этом убедился. Подозреваю, что мы с тобой очень похожи. Я прекрасно чувствую сейчас твою боль, горечь перенесенного предательства и отчаяние. А тебя просто никто не научил управлять чувствами.
Впервые кто-то понял, что творилось у меня внутри, и я растерялась.
— Хм, почему же я не ощущаю ваших чувств?
— Потому что я ничего не чувствую, — серьезно ответил мужчина.
Я сосредоточилась и попыталась нащупать его эмоции, но наткнулась на холодную пустоту. Вот это да! Впервые мне встретился человек, умеющий собой управлять.
— Как… как вам это удалось?
— Хочешь научиться так же?
— Конечно!
— Тогда для начала мне надо вытащить тебя отсюда.
— И как вы это сделаете? — удивилась я. — Разрешение может подписать только мой отец. А он вряд ли согласится, раз сам отправил меня сюда…
— Я тебя куплю, — спокойно ответил мужчина.
— …я тебе куплю?
— Что? — вздрогнула я.
Отец удивленно посмотрел на меня. Мы сидели в его кабинете: всего каких-то полчаса назад я требовала уединиться, чтобы серьезно поговорить. Когда-то мне запрещалось входить сюда, и теперь я с любопытством разглядывала полки с книгами, поднимающиеся до самого потолка. На полу лежал толстый ковер, скрадывающий шаги. Большие напольные часы мерно отстукивали время.
— Я спросил, раз уж ты решила остаться, может купим тебе автомобиль? Ты о чем-то замечталась и не слышала?
Если я и мечтала последние годы, то только о том, что найду убийцу матери, поэтому в ответ на неуклюжую шутку отца только скривилась. Не хотелось принимать от него ничего, но, с другой стороны, как еще он мог искупить десять лет жизни, потерянные мной по его вине?
— То, что я пока вынужденно остаюсь, еще не значит, что ты можешь управлять моей жизнью. Если хочешь, дай денег, а я сама разберусь, на что их потратить.
— Я не хотел управлять, детка, — он поднял руки в примирительном жесте, — просто сделать приятный подарок.
— Откупиться? — с презрением бросила я, и отец переменился в лице.
Ему было больно. Но от угрызений совести мне удалось отмахнуться. Никто не знает, какую боль испытала я, так какая разница, что там он чувствует?
— Ты даже не спросил, каково мне приходилось в лечебнице все это время, — укорила его я.
Отец удивленно взглянул на меня, затем поднялся, отошел к бару, установленному в углу между книжных полок, наполнил два стакана виски «на два пальца» и, держа их, вернулся обратно. Я молча приняла предложенный напиток.
— Я знал, что у тебя все хорошо, — пожал отец плечами, снова усаживаясь в кресло. — Каждый месяц мне приходил счет из лечебницы с перечнем услуг, которые тебе оказывались. Как думаешь, кто оплачивал твои сеансы иппотерапии, занятия в бассейне, индивидуальное меню? Я старался, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Доктор Монтгомери присылал мне фото твоей спальни, фото сада, где тебе были разрешены прогулки, писал, какие книги и фильмы ты предпочитаешь. Поверь, Дженни, я не скупился на твое содержание.