Покровский и Платонов — современники и образование получили почти в одно и то же время, но их взгляды разделяла пропасть. Эта расколовшая общество пропасть была уже за полвека до победы большевиков, но теперь старый спор продолжался в новых условиях: с одной стороны — «жажда народного самопознания», с другой — «ваше слово, товарищ маузер!». Покровский пестовал новых историков-коммунистов в Коммунистической академии, в Обществе историков-марксистов, которые он возглавлял, но созданная им и его учениками школа отплатила творцам черной неблагодарностью: после того как многие из них погибли в терроре 30-х годов, «советская история» стерла их имена со своих страниц. Однако до той поры ученики и соратники Покровского владели монополией в области исторической науки. В начале 20-х годов единственным коммунистом на кафедре русской истории Петроградского университета был М. М. Цвибак — «в распахнутом бушлате, в матросской тельняшке, с голой грудью, в матросской шапочке с лентами и в широченных брюках клеш он ходил по университетским коридорам и изображал лидера классовой борьбы в Университете. По-моему, он был из мелкобуржуазной семьи», вспоминала Наталья Сергеевна Штакельберг. Цвибак сыграл заметную роль в расправе с учеными Академии наук и подготовил в соавторстве с другим историком-коммунистом, Г. А. Зайделем[77], книгу «Классовый враг на историческом фронте» (Л., 1931). Прошло еще несколько лет, и оба они сами оказались в тюремном застенке.
Бывают тяжелые сны — стены комнаты вдруг начинают смыкаться, вытеснять воздух, и спящий в смятении просыпается. С 1927 года атмосфера в Академии наук стала напоминать такой сон; осенью 1927 года всех встревожило нежелание ОГПУ выдать заграничные паспорта академику И. Ю. Крачковскому и его жене. Арабист Крачковский собирался прочесть курс лекций в Швеции, но его не выпускали, опасаясь, что он останется за границей. Предстатель Академии наук перед властями С. Ф. Ольденбург поехал в Москву, убедил Енукидзе выдать Крачковскому заграничный паспорт, но жене академика паспорта не дали. «Крачковский наотрез отказался от поездки, самолюбие его задето, он не хочет ехать, точно собака на привязи», — записала в дневнике Е. Г. Ольденбург. В Москве С. Ф. Ольденбург встретил математика и кораблестроителя, академика А. Н. Крылова, который много лет числился в заграничной командировке и не спешил насовсем возвращаться в Россию. В 1926 году руководство Академии наук предлагало ему пост вице-президента на прекрасных условиях. «Если Крылову дать 600 рублей жалованья, хорошую квартиру, лошадь, автомобиль и 4 месяца поездки за границу, то его аппетиты будут удовлетворены и, может быть, он согласится», — записала тогда Е. Г. Ольденбург, но того не прельстил ни высокий пост, ни академическая лошадь. Однако через год он приехал в СССР и при встрече сказал Ольденбургу, что сейчас приехал на месяц, но скоро собирается обосноваться в России. Спустя месяц «в Москве С. Ф. встретил Крылова, который не мог получить разрешения от ГПУ. Против выезда Крылова сам А. И. Рыков», записала Елена Григорьевна в декабре 1927 года. Крылов был в отчаянии: как он, с его осмотрительностью, мог попасть в ловушку! Положение, при котором власти решали, стоит ли выпускать из страны знаменитых ученых, напоминало положение крепостных и было внове для академиков.