— О-о-охх, — пронеслось по залу среди женской половины.
— Мы опустились на вершину горы, где гулял шабаш. Стоящие спина к спине нечестивцы, все до единого ведьмаки и ведьмы, кружились вокруг пылающего костра под звуки свирели, раздававшейся ниоткуда. Среди богоотступников было много убогих, хромых, одноглазых, кривых и разбитых параличом, но их тела извивались под дьявольскую музыку без всяческих усилий.
Когда появился высокий человек, одетый во все черное, с козлиной головой заместо человеческой, грешники упали ниц перед своим господином, служащим черную мессу.
— Позволь прервать тебя, дитя мое, — раздался вкрадчивый голос епископа. — Был ли человеком тот, кого ты приняла за самого Сатану? Если да, то смогла бы ты описать его?
— Нет! — испуганно вскричала Марта. — Хотя я и находилась недалеко от происходящего, это не мог быть человек. У явившегося существа были козлиные кривые ноги и сверкающие золотом копыта…
— Ага! Как же! Ты забыла добавить, что у дьявола между ног болтался длинный обезьяний хвост! Я еще не такое вижу, когда возвращаюсь ночью из трактира и встречаю жену с плетью, — раздался из зала бодрый мужской голос.
Марта обернулась к насмешнику и, грозно цыкнув на него, продолжила:
— Чтобы сотворить святую воду, Сатана помочился в ямку, выбитую копытом в земле. Вместо облатки он клал в рот всем собравшимся вокруг него отступникам кругляшки репки и читал Святое Писание наоборот…
— Марта Цубригген, прошу тебя не отвлекаться описанием грешного действа. Скажи нам, какое участие принимали в шабаше находящиеся в зале обвиняемые, — поправил ее епископ.
— Мой господин… (Конрад поморщился.) …Ваше Святейшество, — быстро исправилась Марта, — старшая женщина прислуживала Сатане, окропляя собравшихся его мерзкой мочой. Вкладывала в рот куски репы вместо причастия. Младшая же во время оргии, начавшейся после мессы, имела с ним сношение. Ребенок, что носит она в своем чреве, будет рожден от врага! — визгливые слова многоголосым эхом отразились от сводчатого потолка и колонн зала.
В зале воцарилось тревожное молчание. Произнесенное обвинение было столь грозным и не допускающим возражений, что даже отъявленные шутники предпочли держать язык за зубами. Испуганные женщины неистово крестились и беззвучно шептали «Отче наш». Кристина схватилась за живот, инстинктивно стараясь защитить невинное дитя.
Епископ молчал, внимательно следя за происходящим. Чувство надвигающейся опасности, закравшейся в его душу, все росло.
Лицо Регины скривилось от гнева, черные глаза пылали, готовые испепелить бессовестную обманщицу.