Но не все любят смотреться в зеркало вот так к себе беспощадно. В письмах, которые в изобилии хлынули в газеты после показа фильма по телевидению, авторов обвиняли в «пропаганде пошлости и разврата». И впрямь, ничего хорошего в этом кино не показывали: герой по наущению жены Алисы пытался продать сапожки, их покупал его начальник и по случаю такого события завлекал Сулина в ресторан; там оба знакомились с соседками по столику, и Сулин в ту ночь дома не спал. Но и «разврата» не получилось, а получились долгие беседы про жизнь на чужой кухне. Сулин был слаб в позициях. Был, правда, нравственно брезглив: не хотел ни спекуляции, ни лизоблюдства перед начальством, но хотел сохранить лицо, только как-то неуверенно. И его постоянно во что-нибудь вовлекали. Пока он не взбунтовался и не дал по башке хаму, за что и попал в милицию, получил пять суток и метлу в руки. И последний в фильме их диалог с женой Алисой происходит через ограду садика, который он метет, – как через решетку. Но Сулин впервые чувствует себя человеком – это его первая победа над собой.
Почти притча, только ее окунули в наш быт. Почти «странствия Одиссея», но слабовольного и нерешительного, – Одиссея, который все собирается «мужчиною стать». Каждый из его поступков-приключений узнаваем, и авторы хотели показать, как важно для человека победить самого себя – пусть в мелочи, но одолеть свою слабость. Все хорошее в нас может проявляться только через поступок, а иначе это вещь в себе, и ни тепло от нее никому, ни холодно.
Гурченко играла Алису, и ей надо было оттенять эту драму души. Алиса – существо страдающее. Она страдает от мужниной неприспособленности: все у него не как у людей. Продать сапоги по цене выше магазинной совестится. Начальника своего не любит, во сне видит начальниковы похороны, нервы совсем никуда. И ночевать не пришел. Что делала в таких случаях нормальная жена в бескомпромиссные советские времена? Шла к тому же начальнику и просила общественность как-то реагировать, как-то воздействовать – вернуть мужа в семью.
Гурченко здесь снова вооружена как бы двойной оптикой. С одной стороны, эта самая Алиса злостно толкает мужа к спекуляции, ее нужно бескомпромиссно бичевать. С другой стороны, ну а кто в те скудные времена не переплачивал за дефицитные сапожки? Купила дороже – и продает, понятно, дороже. Вся страна жила за счет таких маленьких послаблений себе, таких маленьких исключений, да и теперь так живет. И принципы тут ни при чем: принципы в книжках, а жизнь – совсем другое дело.
Гурченко играет и остро, и сочувственно. Алиса весь день в хлопотах: на ней и работа, и хозяйство, и дочка, и муж-недотепа. Она уже измочалена, словно бы высохла. Но очень деловита: а как иначе справиться? Мужа постоянно отчитывает, не говорит, а дает лаконичные указания. Наступает – он вяло обороняется. Интересы только бытовые, двигается как робот, по раз и навсегда заданным траекториям, и странные сновидения Сулина, его ночные рыдания воспринимает как чудачество, напасть божью.