Петров и Васечкин в стране Эргония. Новые приключения (Алеников) - страница 34
– Я здорово испугался, когда падал, – признался он. – А помните, у Ломоносова – в его «Вечернем размышлении о божием величестве при случае великого северного сияния»?
И он тут же, забыв о больной ноге, начал вдохновенно читать:
– Вообще-то Ломоносов имел в виду небесную бездну, – остановил его профессор. – Предлагаю час поэзии пока отложить. Надо отсюда выбираться. Как говорится, всё хорошо, что хорошо кончается!
– Комедия Шекспира? – улыбнулся Владик.
– Точно! Давай я тебя обвяжу.
Игорь Петрович ловко обвязал его, пристегнул карабинами и крикнул вверх:
– Тащите!
Одного за другим их вытащили на поверхность.
Петров и Васечкин, впечатлённые произошедшим, стояли, открыв рот.
– Крутой у тебя папа, – шепнул Петров.
– У нас вся семья такая! – с достоинством ответил Васечкин.
– Какой же ты скромняга, Васечкин! – язвительно заметила Маша, услыхавшая последнюю фразу.
На это Васечкин ничего не сказал. Просто сделал вид, что не слышал.
15. Вдохновение
Вскоре «Пингвин» снова тронулся в путь. Вверх, в горы, всё выше и выше. Снимки из космоса, которыми руководствовались участники экспедиции, показывали, что впереди должен раскрыться проход, ущелье, ведущее в загадочный район.
Пока ехали, связались по радио с базой. Потом слушали Москву. Трудно было представить себе, что там лето.
Маша описывала в дневнике произошедшее событие. Владик заснул – пережитая встряска дала себя знать, хотя нога почти не болела. Петров и Васечкин сидели на своих местах – у иллюминаторов, смотрели вперёд.
«Пингвин» обогнул ещё одну скалу. Это был не слишком высокий перевал – далее шёл спуск по леднику, окружённому новыми скалами и горными вершинами. Перед путешественниками открылось невидимое прежде ущелье.
Сразу изменились краски. Горы вставали красноватые, пурпурные, с фиолетовым оттенком. Всё это сочеталось с голубым льдом и белым снегом.
– Как красиво! – восхитилась Маша.
– Рокуэлла Кента бы сюда, – сказал Володя Пашковский.
– Кент – это кто? – тихо спросил Петров Васечкина. – Киноартист?
Васечкин задумался на секунду.
– Ты что, Петров! – насмешливо сказал он. – Какой же это киноартист? Кент – это философ. Ну там, знаешь, всякие философские вопросы. Вроде есть Бог или нет Бога. Мозгоклюй, короче!
– А-а, – с уважением сказал Петров.
– Сам ты, Васечкин, мозгоклюй! – тут же вмешалась Маша, которая ничего не упускала. – Слышал звон, да не знаешь, где он. Философ – это Кант. А Кент – художник знаменитый, американец. Нам Владислав Юрьевич про него рассказывал на рисовании. Тебя чего, не было?