— Девочка, — обратился к ней Яков, — сколько времени?
— Два часа пятьдесят рублей.
— Минут? — переспросил Яков.
— Рублей, дядя!
— Ах, бесстыдница! Ах, срамница! — все поняв, двинулся на нее Яков, хватаясь за свой широкий армейский ремень. — Я т-те покажу «пятьдесят рублей»!
— У-у, жадина! — кокетливо улыбнулась девица, но, увидев, что Яков всерьез расстегивает армейскую пряжку, растворилась в толпе зевак. А Яков задумался. «Почему она подошла именно ко мне? Может, у меня рожа блудливая или еще что не так?..» Бабка всегда учила: вини себя, а ближнего оправдай. Зло не в другом, а в тебе самом.
Это Яков знал еще от бабкиной матери, его прабабки, которая сожгла себя в ските. Яков, правда, так и не понял, почему. Хотела что-то доказать иноверцам, еретикам? Так чего ж себя-то губить?
Дома рассказал Зойке о московском приключении:
— Соплячка еще, пацанка, чуть старше нашей Любушки, а себе туда же: два часа — пятьдесят рублей!
— Это еще дешево, — хмыкнула Зойка. — Другие знаешь сколько дерут?
— Откуда мне знать-то?
— Прессу читать нужно, — подколола Зойка. — В больших городах они, говорят, кооперативы организуют. И государству, дескать, доход, и им польза: не надо по паркам да по гостиницам шастать, все легально, чин по чину.
— Тьфу, — сплюнул Яков, не поверив жене: чтобы разврат — и легально?
— Сам почитай, — обиделась Зойка, и Яков побежал к умывальнику: бабка приучила его мыть руки перед тем, как взяться за книгу или другую печатную мудрость.
Зойку это раздражало: «Ты вначале почитай, что там пишут, а уж потом руки мой…»
Зойка у него была грамотной, за прессой следила и гласность приветствовала:
— До каких пор нам в темноте жить? Знаешь, Яш, раньше мне бы невдомек, почему зубной пасты на складе нет. Не выписывают, хоть тресни! А теперь я знаю: ее заместо одеколона алкаши потребляют. Как-то разводят, пьют и балдеют. Понял?.. Или про этих самых… ну, легких девиц. Они, думаешь, вроде нас с тобой всю жизнь вкалывают? А денежки знаешь какие загребают? Ну-ка смекни, насколько можно по телефону наговорить. Ну?
— На червонец? — предположил Яков, нарочно преувеличивая цифру.
— На червонец, как же! — презрительно фыркнула Зойка и снова сунула ему под нос газету. — Четырехзначные числа на счетах за их телефонные разговоры! И это — за один только месяц, понял? Вот тебе и пироги…
— Так то ж в городе, Зой, четырехзначные, — успокаивал ее Яков. — У нас в деревне на столько разве наговоришь?
Яков, конечно, не то, что на червонец, и на полтинник не наговорит. А вот у Зойки язык привешен ладно. Потому что, не в пример Якову, прессу она читала регулярно и в журналы заглядывала. Яшка же, если и прочтет что, то сразу и забудет.