Цыган протянул ему еще одну карту и сказал:
— А мне нравятся эти люди. Простые… Свистка, к примеру, не очень волнуют комментарии о Галльской войне. А Валет, наш милый коллега, почти уверен, что Публий это один поэт, Овидий — другой, а Назон уж совсем третий.
— У меня девятнадцать, — раскрыл карты Серж.
— Двадцать одно, — сказал Цыган.
— Да, тебе везет, Михаил, а мне вот… — Серж встал, подошел к спящему офицеру, взял гитару и неумело, одним пальцем стал наигрывать «все гусары спят непробудным сном».
Цыган повернулся на стуле.
— Слушай, мне кто-то говорил, что тебя видели в форме красного командира.
— Мне тоже говорили, — Серж улыбнулся.
— Что же?
— Что ты в какой-то школе на чекиста учишься.
— Интересно, — Цыган внимательно посмотрел на Сержа и стал раскладывать пасьянс, — мне это в голову не приходило. Надо будет проверить…
— Что именно, Михаил?
— Потом расскажу, а пока предупреждаю, — Цыган смешал карты и с милой улыбкой продолжал: — По краешку ходишь, запомни, и Серому голову зря морочишь. Не путайся под ногами, друг детства. Мне Серый нужен для других дел. С его бандой можно взять банк, и я уйду отсюда как можно дальше. Ненавижу грядущего хама.
Офицер поднял голову, мутными глазами посмотрел на Сержа, Цыгана, откинулся на стул и снова заснул.
— Бедная Россия, — повторил Цыган. — Вот он, георгиевский кавалер, за рюмку водки готов «Интернационал» играть. Нет сильных личностей, чтобы это стадо, именуемое русским народом, повернуть вспять… Ну да еще посмотрим. Кстати, Мишель, — Цыган встал, — мне нужно на полчасика отлучиться. Не обидишься?
Серж молча пожал плечами.
— Валет, — крикнул Цыган, — я скоро вернусь. Валет вошел в зал с тарелкой в руках.
— Жрать нечего, объедки какие-то.
— Найдем, где поесть, — Цыган подошел к Валету вплотную и тихо добавил: — Помнишь, что тебе Серый приказал?
— Ну? — Валет посмотрел на Сержа. — Не боись, будет сидеть, как кутенок.
— Смотри, Валет, ты его плохо знаешь, — прошептал Цыган и пошел к дверям.
— Не задерживайся, Мишель, — громко сказал Серж и улыбнулся. — Мне скучно без тебя.
Мастер сделал шаг назад, восторженно оглядел Пашку с ног до головы, будто не только стриг, но и одевал его, вообще создал собственноручно целиком от кончиков модных ботинок до самой макушки, закатил глаза и, прижав руки к груди, воскликнул:
— Готово-с, молодой человек!
Пашка с грустью посмотрел под ноги, где шелковистой горкой покоились его кудри, вздохнул, поднял глаза и встретился взглядом со своим двойником в зеркале. Уши, которых Пашка раньше не замечал, вдруг нахально заявили о своем присутствии. Зато появился лоб, очень даже высокий и благородный, а пробор, ради которого он и отважился на эту операцию, был выше всяких похвал.