Было сухо. Морозило. Березка перед клубом стояла, словно сказочная девушка в белой шали, склонившая чуть набок голову. Утрамбованный ногами пешеходов снег при свете тусклых желтоватых огней отблескивал белым атласом. А небо было густо-черное, без звезд, без луны.
Вдруг из темноты глянули на него две яркие звездочки — влажные черные глаза Гульчиры. «Твои глаза — бездонное море…» — пел ей когда-то Назиров. А теперь глаза эти смотрят на другого. Их призрачный блеск преследовал Назирова.
«К черту! Хватит… Перегорело дотла… Пора забыть… — внушал себе Назиров. — Не одна Гульчира на свете…»
И Назиров резко повернул обратно в клуб. В спешке чуть кого-то не сбил с ног. Но не обернулся, не извинился. Сбросив пальто, не взяв даже номерка в раздевалке, поправляя на ходу съехавший галстук, он одним махом взлетел по лестнице.
— Как угорелый!.. Что стряслось с парнем?.. — бросила вдогонку Назирову пожилая гардеробщица и сунула номерок в карман халата.
Назиров решительно приблизился к стоявшей одиноко у колонны девушке и пригласил:
— Станцуем, Валя.
Девушка не успела ответить, как он обхватил ее тонкую талию и увлек изумленную, немного испуганную его напористостью, на середину зала.
Они закружились в вальсе.
Валя зарделась: впервые в жизни она танцевала с таким наслаждением.
Еще мгновение назад Гульчира блистала среди танцующих и вдруг вышла из круга, остановилась. Перед глазами, терзая ее, проносились двое — кружившийся с яростным и мрачным лицом Назиров и безмерно счастливая, раскрасневшаяся Валентина.
Антонов потянул Гульчиру обратно в круг. Его улыбка как бы говорила: «Щелкнем их по носу, покажем, как надо танцевать».
Но Гульчира не двинулась с места.
— Устала, — вяло протянула она.
Вечер потерял для нее всякую прелесть. Стараясь не выдавать себя, Гульчира вышла из зала, все так же высоко держа голову. За ней по пятам следовал Антонов.
— Проводи меня, Гена.
— Нет, ты никуда не уйдешь! — твердо заявил Антонов. — Отдохнем немного и еще станцуем.
— Я хочу домой.
— А я тебя не пущу, — пробовал преградить ей дорогу Антонов.
Гульчира свела брови. Посмотрела с холодной усмешкой.
— Никто не давал тебе права так разговаривать со мной. Но забывайся!
— Право не дают, его завоевывают, — отшутился Антонов, небрежно погладив свои черные усики.
Брови Гульчиры сошлись еще теснее, Весь ее вид как бы говорил: «Несчастный, за кого ты меня принимаешь. Уходи же, не стой на дороге».
Нетерпеливо отстранив Антонова, Гульчира спустилась вниз.
Опешивший Антонов побежал за ней.
— Гуля, прости. Я не хотел обидеть тебя. Гуля!.. На край света за тобой…