— А что, сам он не знает? — спросила Марьям.
— Как он может знать, ежели его темной ночью в спину ударили.
— Вот подлецы!.. В спину ножом, га!..
— Бандит какой-нибудь, верно… Ну, пойду. Будьте здоровы. — И, ткнув недокуренную папиросу в пепельницу, Антонов поднялся.
Это движение руки Антонова, потянувшегося с недокуренной папиросой к пепельнице, внезапно заставило Нурию глубоко задуматься.
Ее уже несколько раз вызывали к следователю. Она рассказала обо всем, только об одном забыла рассказать — о том, что и Альберт, бросив недокуренную папиросу, вышел вслед за Баламиром и Розалией в коридор. Ей и в голову не приходило, что Альберт тоже может быть замешан в эту историю. Но сейчас этот жест, которым Антонов ткнул в пепельницу недокуренную папиросу, вдруг вызвал в ней страшное подозрение, буквально потрясшее Нурию.
Прошло несколько минут, и она сама же испугалась своего подозрения.
«Возвести на человека подобную клевету. Нет, нет, Альберт не такой…»
В коридоре гости прощались.
— До свидания, Нурия, заходи к нам, — пригласил Матвей Яковлевич, просунув голову в дверь.
Наконец в зале остались только двое: Иштуган и Сулейман. Марьям ушла к детям, Гульчира — в свою комнату.
Иштуган собирал бумаги, разбросанные всюду книги.
Сулейман, побарабанив по столу короткими кривыми пальцами, предупредил:
— Ты, Иштуган, не очень-то раскрывай свои секреты этому усатому. Мне что-то не нравится он. Как бы тебя в дураках не оставил.
— Пустое, отец. Антонов никогда не позволит себе такой низости.
— Может, я и ошибаюсь… Старики всегда осторожничают. Ладно, будем отдыхать. На сегодня хватит. Нурия, постели-ка мне постель, дочка. — И, взглянув на Нурию, вдруг встревожился: — Ты что так изменилась, дочка?
— Разве? Не знаю, отец! Обожди, сейчас постелю.
Когда Иштуган сказал Марьям о подозрениях отца, она долго смотрела на мужа.
— Ты и сам в нем сомневаешься? — спросила она.
— Нет, нисколько. Старится наш отец…
— Я тоже не допускаю мысли, чтобы Антонов был способен на это… Меня, Иштуган, другое беспокоит.
— Что именно?
— Гульчира… Мне кажется, они с Геной пришли вместе. Но, чтобы не заметил отец, вошли в комнату порознь.
— Гульчира не ребенок. Сама должна знать, что делает, — сказал не любивший подобных разговоров Иштуган.
Дело не в том, Иштуган, ребенок она или не ребенок, а в том, что она все еще никак не может помириться с Азатом. А любит его. И сейчас она не без умысла заигрывает с Антоновым.
— Ежели сами не мирятся, кто их помирит?
— А все-таки, Иштуган, поговори с Гульчирой. Боюсь я, как бы из-за этой нелепой ссоры Гульчира не решилась на непоправимый шаг…