— Вот и хорошо… А Зубков вернулся из командировки?
— Нет еще. Видимо, ждут, притихли до его возвращения. В этом деле он, думается мне, играет первую скрипку. Ты даже не представляешь, Иштуган, что за коварный человек этот Зубков.
Захныкал малыш. Марьям покачала коляску.
— Бедняжка, наверное, голоден… — вздохнула она.
— Та женщина согласилась давать свое молоко?
— Сейчас сбегаю к ней, узнаю.
— Давай попросим Гульчиру. Ты очень устала.
— Нет, Иштуган, девушку не посылают по таким делам.
— Тогда я сам пойду.
— И тебе нехорошо. Она женщина молодая. И говорить не станет об этом с тобой.
Марьям быстро оделась и ушла. Через полчаса она вернулась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы на морозе.
— Не плакали мои голубчики?
— Нет, даже не просыпались.
Меняя за шкафом платье, Марьям спросила мужа, о чем он задумался.
— Сам хорошенько не знаю. Самые разные мысли в голову сразу полезли. И ни у одной нет ни начала, ни конца.
— Вижу, вас с отцом сильно возмутил Ильмурза, — сказала Марьям, стараясь заглянуть мужу в глаза. — По-моему, вы уж чересчур к нему суровы.
— Попробуй-ка, скажи это отцу, — усмехнулся Иштуган.
— В этом отношении наш отец диктатор. Никого не слушает.
— И правильно делает.
— Может, и вправду ему туго пришлось. Разве человек не может ошибиться? Я, Иштуган, удивляюсь на вашу семью. Вы так близки, готовы не знаю что сделать друг для друга. А чуть кто провинится — будто вовсе и не любите друг друга.
И Марьям признала, что ей жаль Ильмурзу. Иштуган молчал. В установившейся тишине слышно было, как посапывают близнецы. Марьям подошла к зеркалу и начала расчесывать волосы.
— Очень грустно, если мужчина нуждается в женской жалости, — сказал Иштуган, глядя на отражение жены в зеркале. — Даже калеку, если он настоящий мужчина, оскорбляет такая жалость. А Ильмурза ведь не калека.
Чуть повернув голову, Марьям пристально посмотрела на мужа.
— Я думала, что вполне знаю тебя, Иштуган, а посмотришь, — что ни день, открывается в тебе что-нибудь новое.
Иштуган рассмеялся.
— Значит, еще любишь меня. Только перестав любить, муж и жена перестают видеть друг в друге новые черты. Так мне один очень умный человек сказал.
Кокетливо отмахнувшись, Марьям спросила, виделся ли Иштуган с Антоновым.
— Не видел, говорят, болеет, — нехотя ответил Иштуган. — Отец прав. Если слишком много будем шуметь, пожалуй, сдачи дадут… За правду хорошо бороться, ежели сам чист, а когда чувствуешь за собой вину, лучше держать язык за зубами.
Марьям долго молчала, а потом заговорила о том, что последние дни наблюдает удивительную перемену в Гульчире, радость в ней так и бурлит. Уж не вскружил ли Гульчире голову Антонов? С такими, как он, надо держать ухо востро. Именно о таких людях говорится, что они носят в груди черную змею. И, заметив, что муж порывается возразить ей, Марьям сказала: