– Как химик, я считаю, что наддув чистого кислорода будет продуктивней наддува просто воздухом. Участвует в реакции окисления только кислород.
Ну не говорить же ему что в моем мире кислородно – конверторный способ плавки сталей давно уже вытеснил все остальные, кроме совсем уж отсталых мест. Но вся проблема заключается в получении чистого кислорода в промышленных количествах. А это криогенная аппаратура совсем не доступная здесь по уровню технологий. В первую очередь из‑за отсутствия магистрального электричества большой мощности.
– Интересная мысль, – поддакнул мне лейтенант.
– Но пока неосуществимая, – добавил я. – Это вам не баллон накачать для ацетиленовой сварки. Это сотни тонн. Так что представляет собой ваша печь? Она запатентована?
– Да, запатентована, – и лейтенант мне прочитал целую лекцию про способы плавки сталей, из которой я понял только одно – его печь чем‑то смахивает на земной мартен.
– Вам дали построить такую печь?
– Только одну. Маленькую. Макетную. Для доказательства эксперимента за счет государства при защите патента. А потом ни один фабрикант не пожелал со мной связываться, потому что они считали, что эксплуатация рабочего на путлинге им обходится дешевле новых капитальных вложений. Прибыль их кумир, а сверхприбыль – бог.
– И чем ваша печка отличается от тигельной плавки спецсталей?
– Количеством. Можно сразу получить две с половиной тонны стали за одну плавку в течение пяти часов. А футеровку днища печи заменять только через две сотни плавок. Тигель же если он не платиновый – одноразов. И у меня есть расчеты, здесь уже сделал, что возможно построить печь дающую пять тонн стали за одну плавку и объединить ее сразу с прокатным станом. Чтобы не нагревать снова болванку для прокатки.
– Так за что же вас подвергли остракизму?
– За то, что я стал фабрикантов клеймить позором в печати, что они не видят дальше своего носа. В ответ мне прилепили кличку социалиста, хотя я не считаю, что люди равны по своей природе. Мне просто везде дали от ворот поворот. Занесли в черный список неблагонадежных для существования конституционного строя республики. Государственная служба для меня также закрылась. Осталось только армия, где пока в пехоту берут всех. Но и тут я не пришелся ко двору. Пехотные офицеры, которые произошли от революционных солдат, быстро у нас превращаются в наследственную касту. Мне не раз давали понять, что я занимаю чье‑то место, которое не мое «по праву». Вот я и собрался подать в отставку и уехать на южный континент в колонии. Конкретно в Габонию где есть хорошая железная руда и недалеко от нее известняк правильной породы, что, кстати, бывает не так уж часто. И построить свою печь там, чтобы не возить туда рельсы из метрополии – как раз собрались там железную дорогу строить. Даже списался с губернатором и получил его принципиальное согласие. Но тут война… плен… Я удовлетворил ваше любопытство, ваше превосходительство?