— Я пошла наверх, — заявила Беверли. — Спокойной ночи, Маргарет.
— Спокойной ночи, миссис Нортроп. Извините, что у меня выскользнул поднос и я испачкала брюки мистера Эллиота.
— Это я виновата, Маргарет. Зачем нужно было затевать возню с этим жутким блюдом?
— Спасибо, миссис Нортроп.
— Сразу с утра все проветри.
— Уж об этом я не забуду, — рассмеялась Маргарет.
Тело помнит. Беверли чувствовала себя, как преступник, которого ведут на казнь, когда она поднималась по лестнице, покрытой голубой ковровой дорожкой, на второй этаж, где ее ждал палач. Как обычно, Питер сбросил одеяла на пол и лежал, чуть прикрытый простыней, с обнаженной жилистой безволосой грудью, и читал книгу. Это был роман «В поисках утраченного времени», история нынешней жизни Беверли.
— Ты до сих пор читаешь эту книгу?
— Сама не видишь?
Теперь Питер ей всегда так отвечал, так что можно было и не задавать ему вопросов. Должна быть другая женщина. Только поэтому он отвергал ее, иной причины не может быть. Однажды она прямо спросила об этом.
— Нет, — ответил он.
— Тогда почему мы не занимаемся любовью?
— Наверное, теперь меня это не интересует, — пожал он плечами.
Именно его наглость и вывела Беверли из себя. Если бы извинился, сказал бы, что устал, ослабел, солгал, она могла бы хоть как-то простить его. Но это не для застенчивого Питера. Застенчивые люди не лгут, их застенчивость — это и есть наибольшая ложь. Тогда почему она упорствует в мысли, что есть другая женщина? Беверли сама могла ответить на этот вопрос: потому что это было бы самое приемлемое объяснение. Она могла бы побороться с ней. А как состязаться с призраком? Она молила Бога, чтобы была другая женщина, кто-то, о ком могла бы все точно разузнать. Беверли хотела увидеть ее, изучить и приготовиться к битве. Единственная, кого она могла подозревать, работала с Питером, и он притворялся, что презирает ее. На прошлой неделе даже злобно назвал ее «сучкой Маррон», а Беверли вместо того, чтобы спросить, что это значит, задумалась, какое же у Лу Маррон тело и почему Питер предпочитает ее.
После допроса Питер признался, что Лу худенькая, но при чем здесь это? Не ее тело волнует его (сказал он), а ее стервозность и жуткая вероятность того, что Тони Эллиот даст колонку Маррон, а не ему. Питер никогда не называл Лу Маррон «мисс Маррон», нет, всегда просто Маррон, как будто она была мужчиной. Это усиливало подозрения Беверли.
— Кажется, Тони Эллиот восхищен тобой, — сказала она, снимая перед зеркалом платье с глубоким вырезом на груди.
— Ты так думаешь? — спросил Питер, даже не взглянув на жену, которая смотрела на себя в зеркало, на черный кружевной лифчик, открывавший большие розовые соски, короткую черную рубашку и вызывающие трусики. Еще в начале их брака Питер заявил, что не любит лифчиков, а Беверли, оценив его восхищение, настаивала на лифчиках, ссылаясь на размер своей груди.