И вот уже собирается в поход, стиснув зубы, чтоб не стонать от боли, барон Рикъярдо ди Монтавилла; спешит на выручку брату, графу Руджеро, славный герцог Роберто Гуискардо, а в замке в Белом Утесе играют с сыном хозяина молочные брат с сестрой Уберто с Арлеттой.
Бари пал. С пятивековым владычеством Византиума (Константинопулюса или Истамполена, кому как нравится) в Италии покончено. Всего-то и потребовалось на то норманнам тридцать лет. Всего? Это как посмотреть. Барону тридцать шесть, для него это вся жизнь, а сыну и его друзьям кажется, что норманны жили в Апулии всегда.
Очень уж растяжимы мерки человеческие, а с мерками божественными и того хуже. Не понимают подчас мальчики духовника госпожи Адельгайды, слепого старца Прудентиуса. Слепые мудры, ибо говорят про них, что смотрят на мир очами самого Господа. Вот тут-то и начинается путаница.
Баронесса ценит святого отца и знает — другого не будет. С годами характер у барона стал невыносимым. И раньше-то он, бывало, разозлится да побьет кого ни попадя — слуг, иной раз и жену поучит (особенно когда та лезет с божественными бреднями да ругается за то, что муж у нее на глазах развлекается со служанками или в деревне с крестьянками). Однако раньше погневается господин, но скоро отойдет, глядишь, да подарит чего-нибудь пострадавшему.
Не то теперь. От дурного настроения и насмерть забить может. Одно хорошо: дома его почти никогда не бывает — служба.
Доблестный рыцарь, храбрый воин барон Рикхард, хотя и не юн уже, всегда, точно мальчишка, рвется вперед в сечу. Первый и на поле, и на лестнице штурмовой. Горел, падал так, что едва Богу (или дьяволу, тут вопрос сложный) душу не отдал, и глазом стрелу поймал, окривел, но доктор-араб спас рыцаря, не допустил огневицы.
Не так давно взыграла у Рикхарда странная болезнь — сначала просто ломота в костях и суставах, потом (особенно к непогоде) вместе с ранами так заноет, бывало, что и терпеть невозможно. Чем дальше, тем хуже. Травники-греки поговаривали, что все-де от ран, священники же — что от небрежения обязанностями раба Божьего. Когда после взятия Бари победоносный герцог решил отпустить часть вассалов по домам, первым, на кого пал его выбор, оказался Рикхард де Монтвилль, — как ни хорохорился барон, а выглядел он совсем не бойцом.
Но беда если уж началась, то непременно продолжится. На полпути домой Веселка (маршевая кобыла Рикхарда) оступилась под седоком и сбросила его прямо на камни. Дружина везла господина домой, и никто не сомневался уже, что это дорога к последнему пристанищу.