— Надоел мне этот ублюдок…
— Миш..?
— Да при чем тут?! — Процент ощерился и провел ладонью по влажной лысине. — Я об этом… — Тут Ромка сумел удивить своего приятеля, с нешуточным озлоблением заявив: — Пришить бы его, полета, нет, сотни не пожалел бы… Даже две…
— Долларов?
— Тысяч долларов… Не взялся бы? — Роман оживился. — Послушай, ты же специалист?.. Сто тысяч! Половина!.. — Он осекся и испуганно посмотрел на Валентина. — Шучу, шучу…
Они поговорили еще минут пять, потом Роман ушел к шефу, а майор, отвергнув предложение присоединяться, быстро собрался и вышел вон из предбанника, спеша застать в офисе Ромаду.
Общение с Шаркуновым неприятным образом подействовало на Богданова, он чувствовал, что за уродливой внешностью Ромкиного шефа скрывается еще более мерзкая душонка.
«Ну а твое-то какое дело? — спрашивал себя Валентин, не находя ответа. — Ты, можно сказать, живешь на его денежки, а все недоволен».
Впрочем, как человек действия, копаться в своих переживаниях Валентин не любил, считая это занятие достойным лишь хлипких полуинтеллигентиков — настоящего интеллигента он встречал лишь однажды в жизни, им был, несомненно, покойный профессор Стародумцев, — а полу — они и есть полу, вот и бросает их из жара в холод, из холода в жар. Размышляя о подобных типах, Валентин испытывал некую гордость за то, что он не такой, как они.
«Уж на что мы мелкие и гадкие людишки…» — вновь вспомнился ему Пешков. Майор остановился как вкопанный, поразившись посетившей его дикой мысли.
«Пожалуй, первым знаменитым полу был Иоанн Четвертый. Он то казнил, то плакал и молился во спасение душ им загубленных. Типичный шизофреник: а ведь он Рюрикович — значит, норманн. Ну а это-то здесь при чем?! Они лишились старой веры, но не приобрели новой, а по сути поклонялись злату и серебру, верили только в меч».
Богданов, с удивлением оглядевшись по сторонам, обнаружил, что вышел из машины и находится на площади Ногина. Козловская «семерка» стояла аккуратно припаркованная у обочины как раз под знаком, запрещавшим стоянку, хотя Валентин мог бы поклясться, что еще позавчера, когда он проезжал тут, знака не видел. Поставить машину было больше негде.
«Чертов знак. Успели уже!» — подумал он со злостью. — Хорошо хоть не «поцеловался» с каким-нибудь лимузином. Как я вообще-то ехал, даже и дороги не помню! На автопилоте? Хорош, нечего сказать, хорош».
— Помогли бы на хлеб бабусеньке? — заканючила откуда-то возникшая старушка. — Бедствуем, а все демократы проклятые.
Валентин машинально засунул руку в карман, вытащил бумажник и протянул попрошайке пятитысячную купюру.