– Кто приволок сюда эту штуку? – вопросил Римо, тыча пальцем в компьютер, стоявший рядом со входом.
– Сердце мое поет от радости при виде твоего возвращения, – ответствовал старый человечек, Чиун, Мастер Синанджу.
– Извини, папочка, – сказал Римо. – Просто я терпеть не могу компьютеры, и разные устройства, и вообще все эти штуки, которые нельзя отключить на ночь.
– Однако это еще не может служить причиной для того, чтобы приветствовать меня столь непочтительно, – упрекнул его Чиун.
– Прости, – ответил Римо.
Он обошел компьютер и увидел лежащее на полу тело. Рядом стоял открытый дипломат.
– Что все это означает? – поинтересовался Римо. В дипломате он заметил брошюру о компьютерах.
– Что именно? – мягко спросил Чиун.
– Да это вот тело. У тебя были какие-то проблемы с компьютером? – пояснил Римо.
– У меня – нет. Я ведь не безграмотен в этой области.
– Тогда что тут делают эти бренные останки?
– Вот у него-то как раз и были неприятности с компьютером, – заметил Чиун.
– Которые его и прикончили?
– Он ведь уже мертв, не так ли? – спросил Чиун.
– Я не собираюсь возиться с этим трупом, – заявил Римо.
Чиун промолчал. Разве он просил Римо избавиться от тела? Разве весь день, весь этот несчастный, солнечный денек, когда мир, казалось, готов был одарить его капелькой радости, он не старался быть как можно более рассудительным и справедливым с этим крайне несправедливым миром? А что он, Чиун, хотел от мира? Всего лишь покоя. Ему нужна только достойная крошечка справедливости и возможность наслаждаться тем, что дарует солнце. В ответ на то, что он раскрыл Римо благоговейно хранимые секреты Синанджу, он сам, Чиун, Мастер Синанджу, вместо благодарности слышит неприязненные расспросы о каком-то совершенно бесполезном торговце компьютерами.
С горечью размышлял Чиун о том, как в течение долгих лет он давал Римо то, что не получал еще ни один белый человек. Он передал ему силу Синанджу, солнечного источника всех боевых искусств, испускавшего лучи, которыми смогли овладеть даже белые: карате, тай квандо, дзюдо и все прочие немощные телодвижения.
И вот за то, что он посвятил Римо в это искусство, помог ему подняться до подлинного мастерства, Чиун, как, впрочем, и всегда, ничего не получил. Но в то утро он был решительно настроен не позволить испортить себе день. Ему следует принять как неоспоримый факт, что некоторые вещи, некоторые недостатки характера нельзя преодолеть, каким бы совершенным и дивным ни был учитель и его обучение. Чиун настроен был подождать, пока грубость Римо пройдет сама собой, но тут он обнаружил, что Римо вовсе не собирается от нее отказываться, и у Мастера просто не осталось выбора, он прямо-таки вынужден был заговорить о неблагодарности, грубости, нечуткости и всех прочих вещах, о которых он поначалу не хотел даже упоминать.