— Тут товарищ Калниньш твоим отцом интересуется. Что ему сказать?
— Не знаю, — тихо ответила она.
— Дедушка уехал далеко-далеко, — гордый своей осведомленностью, сообщил Эдгар.
— Тебя как зовут? — подавляя неприязнь, спросил Калниньш.
— Эдгар Лосберг.
— Хорошее имя.
— Нет, Лосберг это фамилия, — поправил мальчик.
— Понимаю, — пробормотал Калниньш. — Фамилия красивая.
— Вам в самом деле нравится эта фамилия? — с насмешливым вызовом спросила Марта.
Мальчик с недоумением посмотрел на мать. А Калниньш наклонился к нему и сказал:
— Эдгар, ты хороший мальчик?
— Да-а…
— Послушный?
Мальчик молча кивнул головой.
— Тогда принеси мне водички напиться.
Когда ребенок убежал в дом, Андрис повернулся к Марте:
— Я пришел сюда, чтобы сообщить, — его голос звучал непреклонно и жестко, — любая поддержка… даже малейшая связь с бандитами из леса будет караться по всей строгости закона нашей страны.
— Вы считаете, что мой отец там, с бандитами? — с трудом сдерживая волнение спросила Марта.
— Я этого не сказал, — угрюмо буркнул Калниньш. — Если бы знал точно, говорил бы с вами иначе. До свидания.
— До свидания, — сухо ответила она.
Петерис молча повернулся к нему спиной, и тут же донесся хрясткий удар топора, развалившего крепкое узловатое полено.
Ночь была туманной и сырой. Фигура человека, шедшего по лугу в сторону поселка, казалась призрачной. У крайнего дома человек будто бы исчез, но уже вскоре отделился от дерева и торопливо захромал к дому Озолса. Где-то залаяла собака. Якоб, это был он, вздрогнул, прижался к забору, тревожно выждал, пока снова наступила тишина.
Подойдя к своей калитке, Озолс не сразу решился ее открыть — вслушивался, вглядывался, потом, крадучись, вошел во двор. Сделал два-три шага и споткнулся о брошенные на дорожке грабли. Поднял их и, укоризненно покачав головой, хозяйским жестом прислонил к стене сарая. Сквозь туман и ночной мрак проступали привычные глазу очертания родного дома — Озолс двинулся к нему. Заглянул в окно, но сквозь плотную занавеску ничего разобрать не смог — так, какие-то двигающиеся тени. Проглотил густой, удушливый комок, с силой заставил себя отлепиться от окна, и, осторожно ступая, бесшумно двинулся к колодцу. Там он отцепил ведро и быстро заковылял в глубь сада. Но здесь не повезло — запнувшись обо что-то, он упал, ведро с грохотом покатилось по земле. Старик замер, вдавившись лицом в траву, и тотчас со скрипом открылась дверь.
— Кто здесь? — испуганно спросила. Марта. — Петерис, это ты?
Озолс лежал, не смея пошевелиться, со страхом глядя на дочь. Противоречивые чувства боролись в нем: отозваться, бросится навстречу, зайти в дом, повидать внука, отогреться, вымыться, поесть по-человечески, отоспаться, а завтра пойти и сдаться властям. Хуже не будет. Нет, зачем сдаваться? Забрать свой сундучок и податься в Ригу, затеряться в большом городе, схорониться… Но он продолжал лежать. Не двигался с места, хорошо сознавая: ничего, промелькнувшего в сознании, он не сделает, потому что все это бессмысленно и безнадежно.