Так и не поняв, что там прогрохотало во дворе, Марта закрыла дверь. Отец услышал, как лязгнул железный засов. Когда все стихло, он поднялся, подобрал ведро и, крадучись, продолжил свой путь. Ульи стояли под яблонями. Сняв крышку, Озолс торопливо выбросил ветошь, прикрывавшую соты, и стал вынимать тяжелые, полные меда, рамки. Ломая, корежа, пихал их в ведро, стараясь набить в него как можно больше меда. Пальцы стали липкими, старик машинально лизнул их. И вдруг испуганно пригнулся — за спиной раздался чей-то глухой голос:
— Сладенького захотел?
Якоб обернулся и облегченно вздохнул: перед ним стоял Петерис.
— Ну и напугал же ты меня! — приходя в себя, сказал ночной гость. — Помоги.
Но бывший батрак и не думал двигаться с места.
— Что тебе здесь надо?
Озолс неуверенно поднял голову, стараясь разглядеть в темноте выражение лица своего работника, — шутит тот или не шутит — наконец, понял, что не шутит, невольно потянулся за винтовкой. Его глаза хищно прищурились:
— Это мой дом.
— Был когда-то, — невозмутимо пробормотал Петерис и сделал шаг вперед.
— Не подходи. — Якоб рывком поднялся, неуклюже выставил перед собой оружие.
— Ой, как страшно, — ухмыльнулся Петерис — ему доставляло удовольствие издеваться над бывшим хозяином. — Все равно не стрельнешь.
— Не подходи, — попятился Озолс, — убью!
— Стрельнешь — люди сбегутся. А тебе на деревяшке далеко не уйти. Небось не забыл еще? — Он вдруг сделал выпад вперед и вырвал винтовку из рук Озолса. — Вот так-то оно лучше будет. Это я раньше тебя боялся. Когда ты меня с грязью мешал, да с женой моей якшался.
— Ты что, Петерис? — чуть не плача, вскрикнул хозяин. — Кто тебе сказал эту глупость? Богом клянусь…
— Можешь не клясться — работник грубо выругался. — Вы думали, Петерис дурак? Ничего не видит, ничего не замечает… — Он злорадно ухмыльнулся. — Ничего, я тебе тоже соли в жизнь подсыпал. Петух-то красный мой был. Хорошо горело, правда?
Как ни был Озолс напуган, удивление взяло вверх. Он недоверчиво спросил:
— Неужели ты?..
— А то кто же? Думал, Петерис долги отдавать не умеет? Тогда петуха подпустил, а сейчас в порошок сотру. — Крикнул с ненавистью: — А ну, пошли!
— Куда? — в ужасе отшатнулся Якоб.
— Сам знаешь, куда. Я за тебя отвечать не намерен.
— Да ты что, Петерис? Человек ты или кто?
— Человек? — бывший батрак разъярился. Он дышал словно загнанная лошадь. — Ишь, как ты заговорил — человека вспомнил. Тогда не замечал, а сейчас вспомнил. А ну, двигай! — он угрожающе передернул затвор.
Но Озолс не двинулся с места. Он неожиданно повалился на колени, умоляюще протянул руки: