— Она что, переехала? — осторожно спросила Марта, подозревая ссору между Катериной и Майгой. — К кому?
Катерина молчала, не сводя с Марты тяжелого недоверчивого взгляда.
— А ты ничего не знаешь? И не знала?
— Чего именно?
— Ну, что за птица — подружка твоя? И за что ее сюда приперли?
— Почему не знала? Знала. Она в офицерском казино при немцах работала.
— Ха-ха… — Едко засмеялась Катерина. — Этой басней она и меня дурачила. Сегодня утром, когда за ней пришли, то же самое твердила. Пока уполномоченный ей в нос фото не сунул. Надзирательница в лагере фашистском — вот кто она.
Марта, потрясенная, молчала. Невольно припомнились все предыдущие разговоры с Майгой и та последняя стычка, когда она фактически выгнала землячку из дому. Чувствовала ведь: Майга что-то скрывает, неискренняя она и злобная, но чтобы так…
— Но я действительно ничего не знала. Хочешь верь, хочешь нет, — сгорая от стыда, сказала Марта.
— Сука фашистская… Уж как она тебя поливала грязью. И такая, и сякая…
— Ну что ж, — тяжело вздохнула Марта. — Я со своей правдой ни к кому не лезу. Спасибо тебе за Эдгара, за добро… А если что и не так… Извини — какая есть. — Она повернулась и шагнула к выходу.
— Погоди, коли не врешь, — остановила ее Катерина. Вытерла о передник руки, подошла к Марте, повернула к себе лицом. — Обиделась? На меня зла не держи — много я за эту войну хлебнула. И еще, видно, хлебать-не расхлебаться. Самой от себя иногда тошно. А ты баба ничего. Хоть и блажная, но ничего. Пусть тебе будет удача. — Она притянула Марту к себе и троекратно, по-русски, расцеловала. — Иди.
И так же растерянно, будто еще не очнувшись от прощания с Катериной, она стояла в пустой комнате, где прожила с Эдгаром эту нелегкую зиму. Голые, без постелей кровати, пустые, выдвинутые ящики шкафа, уложенный чемодан, увязанные ремнями и веревками узлы. Эдгар деловито суетился, собирая свои вещи. Его взгляд упал на раскрытую шкатулку, где среди писем и фотографий золотился кусочек янтаря — тот самый, который Марте когда-то подарил Артур.
— Мама, что это? — с любопытством спросил мальчик, разглядывая на свет диковинный желтый камень.
— Это? — задумчиво откликнулась мать. — Это слезинка сосны, сыночек.
— Разве сосны плачут?
— Плачут, сынок, плачут.
— А когда они плачут, мама?
— Когда им больно, сынок.
Мальчик задумчиво вглядывался в сверкающий кусок янтаря.
— Марточка, слышь, — в комнату вошла бабка, тебя там человек какой-то спрашивает.
— Меня? — удивилась Марта. — Какой человек?
Бабка пожала плечами:
— Дед его из конторы привел. Вроде издалече приехал.