— В поселок. Ты Петериса отпустил?
— Отпустил. Ну а все-таки? Разве завтра нельзя съездить?
— Нет, я пойду сейчас, — тихо сказала она.
— Да что случилось? — заволновался Озолс. — Объясни толком.
— Так… Ничего… Просто я не могу здесь больше оставаться.
— Тебя обидел кто-то? — понизил голос отец. Ты скажи — я должен знать.
— Нет-нет, — поспешно возразила она. — Пожалуйста, не волнуйся. Никто и не думал меня обижать. Наоборот, только я пока поживу у Бируты.
— Ничего не понимаю, — нахмурился Озолс. — Никто не обижал, а уходишь. Ты хоть подумала — хорошо ли это? По отношению к господину Лосбергу.
— Подумала, папа. Потому и ухожу. Не хочу, чтобы о нас с ним болтали разное…
— Не хочешь! — укорил отец. — Болтовни боишься? А человек огня не испугался. Эх ты! — Он забрал у дочери чемоданчик. — Пошли!
Но Марта не двинулась с места.
— Я и без вещей уйду.
— Уходи! — Озолс бросил чемоданчик на траву. — Ты сбежишь, а мне куда? Тоже бежать? Христа ради к людям проситься? Обо мне ты хоть подумала?
Марта в нерешительности молчала.
— Дождись, по крайней мере, пока он на ноги встанет, — испуганно оглядываясь на окна, торопливо добавил Озолс. А я тем временем, глядишь, под крышу заберусь.
— Хорошо, — согласилась Марта. — Я останусь. Пока не снимут бинты. Но больше — ни дня!
Дверь в комнату Рихарда была открыта, Озолс заглянул. Лосберг, выпростав из-под одеяла забинтованные руки, медленно разгибал и сгибал пальцы.
— О, господин Лосберг, вы уже совсем молодцом!
Стараясь не стучать протезом, Озолс вошел в комнату, почтительно присел на краешек стула рядом с кроватью.
— У меня нынче тоже удачный день, — похвалился он. — С плотниками поладил, обещают до зимы под крышу подвести.
— Что-то вы рано расхрабрились. Побереглись бы, — заботливо заметил Рихард.
— Я-то что… Вот вам досталось. Беда… — А мне — только трубку пришлось выкинуть. Дыму наглотался на всю жизнь. Надо спешить. И так стесняем вас — неудобно.
— О чем вы говорите? Ваша дочь лечит меня лучше всяких врачей.
Озолс удовлетворенно хмыкнул, не спеша извлек из кармана лист бумаги.
— Вот, была страховая комиссия. Так ничего и не установила. А в поселке думают, что это поджог.
Рихард удивленно посмотрел на старика.
— А что, разве сложно? Подкинул паклю на чердак — и все. Тлеет себе помаленьку, а сам уже далеко. И концы в воду.
Лосберг задумчиво прищурился, словно не решаясь разгадать намек.
— Кому вы помешали?
— Да, видно, уж помешал. Рассчитался кто-то сполна.
Рихард долго молчал, затем многозначительно проговорил:
— Может, вы и правы. В душе человеческой есть очень глубокие тайники.