Артур внимательно посмотрел на него.
— Да, да. Мне вы больше не нужны. Но должен вас огорчить — домой вы попадете не скоро. Вами заинтересовалась уголовная полиция.
Артур напрягся, предчувствуя новую ловушку.
— Довольно неприятный сюрприз. Понимаете, они подозревают вас в поджоге дома некоего Озолса.
— Это подлость, — невольно вырвалось у Артура. — Применять такие методы…
— Подлость, Банга, скрывать государственного преступника от заслуженной кары.
Артур подавленно молчал.
— А насчет методов я вам скажу так… Знаете, в уголовной полиции большие тугодумы. Допустим даже, что вы не виноваты. Впрочем, это тоже надо доказать. А пока они разберутся — ох, сколько времени пройдет за решеткой. Подумайте, с какой репутацией оттуда выйдете? Вы это хорошо понимаете?
Артур молчал.
— Ну, так будете нам помогать?
— Нет.
— Что ж. Тогда пеняйте на себя.
Рихард снова зашел в комнату Марты. Она была еще бледна, но выглядела уже лучше. Во всяком случае спокойнее. Рядом с ней стоял столик, уставленный лекарствами. Стрельнув в ее сторону коротким настороженным взглядом, Лосберг преувеличенно бодро сказал:
— Я вижу, тебе сегодня значительно лучше.
Она не ответила. Рихард продолжал:
— Доктор говорит — еще немного, и ты сможешь встать с постели. — Он улыбнулся, стараясь казаться беспечным. — Не забудь — мы в долгу перед нашими гостями. Они так и не посидели за свадебным столом.
Ее глаза медленно наполнились слезами.
— Не надо, Рихард. Мне врач все рассказал сегодня. Клянусь тебе… Я ничего не знала. Глупо, конечно, но… не знала…
Лосберг попытался прервать ее объяснение:
— Марта!
Но она, не слушая, продолжала взволнованно:
— Я уйду… Уйду из твоей жизни! Никто никогда не узнает… Прости… — она не сдержавшись, зарыдала. — Да, я любила. И ты знаешь кого. Но обещаю тебе…
Он проглотил комок, сам, еле сдерживаясь, заговорил глухо:
— Марта, родная, поверь… Ты пришла ко мне такая, как есть. Я тебя никогда ни о чем не спрашивал и никогда не спрошу — клянусь! Все твое стало теперь моим — отныне и навсегда. Ты слышишь?
За окнами домашнего кабинета адвоката Крейзиса, задрапированными шелковыми портьерами, маячили в ноябрьском тумане шпили рижских соборов. Крейзис сидел в глубоком, покойном кожаном кресле с рюмкой ликера в руке.
— Одного не пойму. На кой черт тебе сдались хлопоты об этом рыбаке.
— А как бы ты поступил на моем месте? Он мне жизнь спас. И потом — Марта… Сам понимаешь…
— Ох уж эти сантименты… Между прочим, твой Банга попал в довольно неприятный переплет.
— Уверяю тебя — к поджогу дома он не мог иметь никакого отношения.