– Я сейчас приеду. Мне только нужно заправиться… я знаю, ты просил, чтобы я это сделала еще вчера, но было уже поздно… – Она глотнула воздуха. – Прости.
Когда она вышла за дверь, у меня сжалось сердце. Я закрыла глаза, но все равно не могла стереть из памяти то, что увидела, понимая, что это значило. Все синяки и ссадины были оставлены там, где их обычно не видно.
Их старались скрыть от чужих глаз.
* * *
Рубашка уже липла к спине, и правое колено ломило от боли. В такую жару добраться из Уайтхолла, где я слушала лекцию по истории, до музыкального класса в западном кампусе оказалось настоящим испытанием. Хуже того, если бы я захотела перекусить, мне бы пришлось тащиться обратно в восточный кампус.
– Надо было ехать на автобусе, – вздохнула Калла Фритц, перекидывая сумку-почтальонку на другое плечо. – Тебе совсем ни к чему такие марафоны.
– Я в порядке.
– Не болтай ерунды – я все вижу. – Калла освободила застрявшие под ремнем сумки затянутые в хвост золотистые волосы.
Я познакомилась с ней только на прошлой неделе, когда начала посещать занятия. Мы вместе ходили на историю и музыку, но даже за столь короткое время я успела обнаружить, что иногда она режет правду-матку прямо в глаза.
Если не считать Дебби, Калла, наверное, была моей единственной подругой. Я не брала в расчет Эвери, потому что девушка моего брата не могла не относиться ко мне с симпатией. Напутствуя меня перед началом учебного года, мама сказала, что самая долгая дружба завязалась у нее на первом курсе колледжа.
Но вряд ли со мной произойдет то же самое.
Даже моя дружба с Сади – а мы танцевали вместе с пяти лет – не выдержала испытание временем.
– Ты начала хромать еще у футбольного поля, – добавила Калла.
Солнцезащитные очки скользнули вниз по взмокшей переносице. Я вернула их на место и улыбнулась подруге. Невысокого роста, с аппетитными формами, Калла Фритц напоминала мне одну из тех пинап-герлз[11] пятидесятых годов – девушек, которые танцевали бурлеск[12] и зарабатывали на этом кучу денег.
Но, как и я, Калла была далека от совершенства.
На ее левой щеке от уголка губ до уха тянулся шрам. Под слоем мейкапа он не бросался в глаза. Я не знала, откуда он взялся, и не задавала вопросов, решив, что она сама когда-нибудь расскажет, если захочет.
– Я всегда хромаю, – сказала я. Покалеченную ногу выдавал ярко-розовый рубец, украшающий мою коленную чашечку. Я бы предпочла спрятать его под брюками, но жара стояла невыносимая, и утепляться совсем не хотелось. – К тому же мне необходимы физические упражнения.
Она фыркнула.